Наш самоходно-артиллерйский полк стоял на переформировке в Мамонтовке. Наконец-то пришли новые САУ. Это были не старые СУ-152, а новые, более совершеные ИСУ-152. Вместе с «самоходками» на пополнение прибыло и несколько механиков –водителей. Теперь у нас в полку даже образовался их излишек. Все механики-водители тяжелых САУ имели офицерское звание техник-лейтенант.
Командиру полка Шишову, бывшему зенитчику, было из кого выбирать и вскоре из старого состава были отчислено четыре мехвода. Не знаю, чем это было вызвано. Все были хорошими водителями, проверенными в бою. Жалко было расставаться с боевыми товарищами.
Отчислили и моего друга Федю Сидорова, с которым я подружился еще полгода назад. В том бою за Багву, в котором моя самоходка утонула в грязи и отстала от полка с ним произошел интересный случай о котором потом говорил весь полк.
Я хорошо запомнил этот день, так как в тот вечер был очень сильный туман и я, пытаясь добраться от самоходки до деревни, которая находилась в километре от меня, заплутал в тумане и ушел в другую деревню, которая находилась от Багвы в двенадцати километрах. То, что с ними случилось, я услышал лично от Феди.
« Мы выбили немцев из села и вместе с танками начали их преследование. Гнали немца до вечера, а потом опустился такой сильный туман, что мы даже не заметили, как отстали от своих. Никогда не думал, что на Украине в феврале бывают такие туманы.
Ездили несколько часов, вымотались до предела и наконец-то заехали на окраину какой-то незнакомой деревни. Командир с заряжающими сходили в разведку, чтобы убедиться, что не попадем немцам в лапы. Постучались в крайнюю хату. Хозяева увидев нас, обрадовались и рассказали, что село называется Рубаный Мист, а «нимци втекли ще вчора». Мы оказались первыми советскими солдатами, которые вошли в это село.
На всякий случай проверили несколько близлежащих улиц, а потом наш командир решил, что всему экипажу, после изнурительного марша, боя и преследования необходим отдых.
Мне и наводчику командир разрешил заночевать в хате, заряжающий с замковым, на всякий случай, остались спать в машине, а сам лейтенант, вооружившись ППШ, решил первым заступить на дежурство.
Февральские ночи холодные. Командир основательно продрог.Часа через два он обошел окрестности. Все было спокойно. Тогда он закурил сигарету и, чтобы не маячить огоньком на улице, зашел в дом. Докурив сигарету, он присел рядом с товарищами, спавшими на полу, на толстом слое соломы, около еще не остывшей печи.
Пора было будить себе на смену заряжающего, но лейтенант сомлел в тепле и даже не заметил…как уснул.
Проснулся я, когда уже в окно начал пробиваться рассвет. Я не знаю, что меня разбудило, ведь за вчерашний день я вымотался едва ли не больше всех, но меня как будто кто-то толкнул. Уже светало и можно было что-то разглядеть в комнате.
Стояла духота, по хате разносился громкий храп, переходя временами в трели. Здорово мужики устали за последние двое суток и спали как говорится «без задних ног».
Вдруг я обратил внимание, что нас в хате уже не трое, а семеро. Видимо, ночью подошла наша пехота, и тоже остановились отдохнуть, а мы так устали, что даже и не заметили, как они зашли к нам на ночлег.
Так, как места возле печки были уже заняты нами, пехотинцы улеглись на пол, у окна. «Тоже бедолги умаялись, наверное всю ночь шли по такой слякоти»,-еще посочувствовал им я.
Самый длинный пехотинец едва не упирался своими ногами в меня. Вдруг мой взгляд упал на его сапоги. Это были немецкие, с широкими голенищами. «Свои наверное развалились, вот парень и разул какого-то фрица».-лениво подумал я. Но, приглядевшись, я заметил, что в такие сапоги были обуты все пехотинцы.
«Это же немцы!» — мелькнула мысль. Если честно, то от такого открытия я обалдел. Как такое могло случиться и куда делся наш часовой! В хате стояла тишина и я решил действовать самостоятельно. Только когда я достал из кобуры ТТ и взвел его, мне стало гораздо спокойней.
Потихоньку собрал у немцев автоматы, стараясь не бряцать железом и не задеть спящих. Потом толкнул ногой своего наводчика и приложив палец к губам, протянул ему автомат и велел разбудить командира.Он наверное спросонья и не понял, откуда у меня взялся немецкий автомат.
«Готовьтесь, сейчас будет представление».- прошептал им я.
Мы с наводчиком отошли к двери, взяли спящих немцев на прицел и я, пнув ближайшего ко мне немца в бок, заорал:
Алярм, ауфштеен! (Тревога, вставайте!)
Немцы спросонья вскочили и начали искать свои автоматы, а потом увидев троих чумазых русских в танкошлемах, которые держали их под прицелом собственных автоматов,замерли.
Гутен морген, майне херрен! Хенде хох! (Доброе утро господа, руки вверх!)
Мне было смешно глядеть на сонные, удивленные лица немецких солдат, стоящих с поднятыми руками.
Ну, что фрицы, Гитлер капут?
Немцы согласно закивали головами.
— Ви филе зинд зи. Во дер рест? (Сколько вас человек? Где остальные?)
— Вир зинд аллен, герр офицер. Зонст ниманден. (Мы одни, господин офицер. Больше никого нет).
Мы выскочили на улицу, подняли спящих в машине заряжающих, после чего ребята, прихватив с собой автоматы и гранаты, быстро проверили все соседние дома на наличие противника.
Немцев поблизости не было. Вывели пленных из хаты, кинули им шинели и пилотки, после чего сняв с них брючные ремни, по одному затаскивали на трансмиссионное отделение и крепко вязали руки.
Потом я запустил двигатель и пока он прогревался, командир изучил карту и уже наметил маршрут. Потом он дал команду: «Вперед» и мы поехали. Сзади рубки, на трансмиссии сидели четверо немцев со связанными руками, а замковый с автоматом, высунувшись из люка охранял их.
Оказывается, эти немцы были из тех, которые драпали от нас. Они тоже заблудились и почти весь день и всю ночь шли по этому бездорожью. А когда вышли к селу, единственной их мечтой было упасть и уснуть.
Свой полк мы нашли только днем. Пленных сдали помначштаба, а автоматы передали во взовод боепитания. Правда, один немецкий автомат оставили себе.
«Сталинград - хороший урок для немецкого народа, жаль только, что те, кто прошел обучение, вряд ли смогут использовать полученные ими знания в дальнейшей жизни».
«Русские не похожи на людей, они сделаны из железа, они не знают усталости, не ведают страха. Матросы, на лютом морозе, идут в атаку в тельняшках. Физически и духовно один русский солдат сильнее целой нашей роты».
«Русские снайперы и бронебойщики – несомненно ученики Бога. Они подстерегают нас и днем и ночью, и не промахиваются. 58 дней мы штурмовали один – единственный дом. Напрасно штурмовали… Никто из нас не вернется в Германию, если только не произойдет чудо. А в чудеса я больше не верю. Время перешло на сторону русских».
«Нет, отец, Бога не существует, или он есть лишь у вас, в ваших псалмах и молитвах, в проповедях священников и пасторов, в звоне колоколов, в запахе ладана, но в Сталинграде его нет. И вот сидишь ты в подвале, топишь чьей-то мебелью, тебе только двадцать шесть, и вроде голова на плечах, еще недавно радовался погонам и орал вместе с вами «Хайль Гитлер!», а теперь вот два пути: либо сдохнуть, либо в Сибирь».
«Разговариваю с обер-вахмистром В. Он говорит, что борьба во Франции была более ожесточенной, чем здесь, но более честной. Французы капитулировали, когда поняли, что дальнейшее сопротивление стало бесполезным. Русские, даже если это безрезультатно, продолжают бороться… Во Франции или Польше они бы уже давно сдались, считает вахмистр Г., но здесь русские продолжают фанатически бороться».
«Моя любимая Цылла. Это, право говоря, странное письмо, которое, конечно, никакая почта не пошлёт никуда, и я решил отправить его со своим раненым земляком, ты его знаешь – это Фриц Заубер… Каждый день приносит нам большие жертвы. Мы теряем наших братьев, а конца войны не видно и, наверное, не видеть мне его, я не знаю, что со мной будет завтра, я уже потерял все надежды возвратиться домой и остаться в живых. Я думаю, что каждый немецкий солдат найдёт себе здесь могилу. Эти снежные бури и необъятные поля, занесённые снегом, наводят на меня смертельный ужас. Русских победить невозможно…»
«Я полагал, что война закончится к концу этого года, но, как видно, дело обстоит иначе… Я думаю, что в отношении русских мы просчитались».
«Мы находимся в 90 км от Москвы, и это стоило нам много убитых. Русские оказывают еще очень сильное сопротивление, обороняя Москву… Пока мы придём в Москву, будут ещё жестокие бои. Многие, кто об этом ещё и не думает, должны будут погибнуть… В этом походе многие жалели, что Россия – это не Польша и не Франция, и нет врага более сильного, чем русские. Если пройдёт ещё полгода – мы пропали…».
«Мы находимся у автострады Москва – Смоленск, неподалеку от Москвы… Русские сражаются ожесточенно и яростно за каждый метр земли. Никогда еще бои не были так жестоки и тяжелы, и многие из нас не увидят уже родных…».
«Вот уже более трех месяцев я нахожусь в России и многое уже пережил. Да, дорогой брат, иногда прямо душа уходит в пятки, когда находишься от проклятых русских в каких-нибудь ста метрах…».
Из дневника командующего 25-ой армией генерала Гюнтера Блюментритта:
«Многие из наших руководителей сильно недооценили нового противника. Это произошло отчасти потому, что они не знали ни русского народа, ни тем более русского солдата. Некоторые наши военачальники в течение всей первой мировой войны находились на Западном фронте и никогда не воевали на Востоке, поэтому они не имели ни малейшего представления о географических условиях России и стойкости русского солдата, но в то же время игнорировали неоднократные предостережения видных военных специалистов по России… Поведение русских войск, даже в этом первом сражении (за Минск) поразительно отличалось от поведения поляков и войск западных союзников в условиях поражения. Даже будучи окруженными, русские не отступали со своих рубежей».
Дневник Гельмута Пабста повествует о трех зимних и двух летних периодах жестоких боев группы армий «Центр», продвигавшейся на восток в направлении Белосток – Минск – Смоленск – Москва. Вы узнаете, как воспринималась война не только солдатом, исполняющим свой долг, но человеком искренне симпатизировавшим русским и проявившим полное отвращение к нацистской идеологии.
Военные мемуары - Единство 1942-1944 Шарль Голль
Во втором томе мемуаров де Голля значительное место уделяется взаимоотношениям Французского комитета национального освобождения с союзниками по антигитлеровской коалиции - СССР, США и Англией. В книге представлен обширный фактический и документальный материал, представляющий большой интерес для интересующихся политической историей Франции в период Второй мировой войны. Благодаря усилиям де Голля поверженная Франция вошла в число стран-победительниц во Второй мировой войне и стала одной из пяти великих держав в послевоенном мире. Де Голль…
Смерть сквозь оптический прицел. Новые мемуары… Гюнтер Бауэр
Эта книга - жестокие и циничные откровения профессионального убийцы, прошедшего через самые страшные сражения Второй мировой войны, знающего подлинную цену солдатской жизни на передовой, сто раз видевшего смерть через оптический прицел своей снайперской винтовки. После Польского похода 1939 года, где Гюнтер Бауэр проявил себя как исключительно меткий стрелок, он был переведен в элитные парашютные войска Люфтваффе, превратившись из простого Feldgrau (пехотинца) в профессионального Scharfschutze (снайпера), и в первые часы Французской кампании, в составе…
Последнее наступление Гитлера. Разгром танковой… Андрей Васильченко
В начале 1945 года Гитлер предпринял последнюю попытку переломить ход войны и избежать окончательной катастрофы на Восточном фронте, приказав провести в Западной Венгрии крупномасштабное наступление с целью выбить части Красной Армии за Дунай, стабилизировать линию фронта и удержать венгерские нефтяные прииски. К началу марта германское командование сосредоточило в районе озера Балатон практически всю броневую элиту Третьего Рейха: танковые дивизии СС «Лейбштандарт», «Рейх», «Мертвая голова», «Викинг», «Гогенштауфен» и др. - в общей сложности…
Солдаты, которых предали Гельмут Вельц
Автор – бывший офицер Вермахта, командир саперного батальона майор Гельмут Вельц, делится своими воспоминаниями об ожесточенных боях за Сталинград, в которых он участвовал, и о судьбе немецких солдат, брошенных Гитлером на произвол судьбы ради своих военно-политических интересов и амбиций.
Последний солдат Третьего рейха Ги Сайер
Немецкий солдат (француз по отцу) Ги Сайер рассказывает в этой книге о сражениях Второй мировой войны на советско-германском фронте в России в 1943–1945 гг. Перед читателем предстает картина страшных испытаний солдата, который все время находился на волосок от смерти. Пожалуй, впервые события Великой Отечественной войны даются глазами немецкого солдата. Ему пришлось пережить многое: позорное отступление, беспрерывные бомбежки, гибель товарищей, разрушение городов Германии. Сайер не понимает только одного: что ни его, ни его друзей никто в Россию…
Военная Россия Яков Кротов
Военное государство отличается от обычного не военными, а штатскими. Военное государство не признаёт автономности личности, право (пусть даже в виде идеи полицейского государства), согласно лишь на приказ как абсолютный произвол. Россию часто характеризовали как страну рабов и господ. К сожалению, реально это страна генералов и солдат. Никакого рабства в России не было и нет. Рабом сочли военного. Ошибка понятная: солдаты, как и рабы, бесправны и живут не по своей воле и не по праву, а по приказу. Однако, есть существенная разница: рабы не воюют.…
Солдат трех армий Бруно Винцер
Мемуары немецкого офицера, в которых автор рассказывает о своей службе в рейхсвере, гитлеровском вермахте и бундесвере. В 1960 году Бруно Винцер, штабс-офицер бундесвера, тайно покинул Западную Германию и перешел в Германскую Демократическую Республику, где издал эту книгу - историю своей жизни.
По обе стороны блокадного кольца Юрий Лебедев
В данной книге делается попытка представить еще один взгляд на ленинградскую блокаду и бои вокруг города по документальным записям людей, находившихся по разные стороны линии фронта. О своем видении начального периода блокады с 30 августа 1941 по 17 января 1942 гг. рассказывают: Риттер фон Лееб (командующий группой армий «Север»), А. В. Буров (советский журналист, офицер), Е. А. Скрябина (жительница блокадного Ленинграда) и Вольфганг Буфф (унтер-офицер 227-й немецкой пехотной дивизии). Благодаря усилиям Юрия Лебедева, военного переводчика и председателя…
Оскал смерти. 1941 год на Восточном фронте Генрих Хаапе
Ветераны знают: чтобы увидеть подлинное лицо войны, надо побывать даже не на поле боя, а во фронтовых лазаретах и госпиталях, где вся боль и весь ужас смерти предстают в предельно концентрированном, сгущенном виде. Автор этой книги, Oberarzt (старший врач) 6-й пехотной дивизии Вермахта, не раз смотрел смерти в лицо - в 1941 году он прошел со своей дивизией от границы до московских окраин, спас сотни раненых немецких солдат, лично участвовал в боях, был награжден Железным крестом I и II классов, Германским Крестом в золоте, Штурмовым знаком и двумя нашивками…
Штурм Брестской крепости Ростислав Алиев
22 июня 1941 года Красная Армия одержала свою первую победу в Великой Отечественной войне - штурм Брестской крепости, на захват которой немецкое командование отводило считаные часы, закончился полным провалом и большими потерями 45-й дивизии Вермахта. Несмотря на внезапность нападения и утрату управления войсками в самом начале боя, красноармейцы продемонстрировали чудеса стихийной самоорганизации, оказав противнику отчаянное сопротивление. Чтобы сломить его, немцам потребовалось больше недели, но отдельные группы защитников держались до…
Попытка возврата Владислав Конюшевский
Что делать, если обычного человека совершенно неожиданно занесло из нашего просвещенного времени в самый страшный год советской истории? Да еще и всего за день до того, как сотни «юнкерсов» начнут раскручивать винты двигателей, а миллионы немецких солдат получат приказ о переходе границы с СССР. Наверное, для начала попробовать просто остаться в живых. А потом, выдав себя за потерявшего память вследствие контузии, взять в руки винтовку и, если уж так повернулась жизнь, воевать за свою страну. Но не просто воевать, а, собрав все свои крайне куцые…
Броня крепка: История советского танка 1919-1937 Михаил Свирин
Современный танк является наиболее совершенным образцом сухопутной боевой техники. Это сгусток энергии, воплощение боевой мощи, могущества. Когда танки, развернутые в боевой порядок, устремляются в атаку, они несокрушимы, как божья кара… В одно и то же время танк красив и уродлив, пропорционален и аляповат, совершенен и уязвим. Будучи установленным на постамент, танк являет собой законченное изваяние, способное заворожить… Советские танки всегда были признаком могущества нашей страны. Большинство немецких солдат, воевавших на нашей земле…
Броневой щит Сталина. История советского… Михаил Свирин
Война 1939-1945 гг стала наиболее тяжелым испытанием для всего человечества, так как в нее были вовлечены почти все страны мира. Это была битва титанов – ют самый уникальный период, о котором спорили теоретики в начале 1930-х и в ходе которого танки применялись в больших количествах практически всеми воюющими сторонами. В это время проходила "проверка на вшивость" и глубокое реформирование первых теорий применения танковых войск. И именно советские танковые войска все это затронуто в наибольшей степени.Большинство немецких солдат, воевавших на Восточном…
Война, какой я ее знал Джордж Паттон
Дж. С. Паттон - одна из ярчайших фигур в истории Второй мировой войны. С 1942 г. он - активный участник боевых действий в Северной Африке, где командовал Западной оперативной группой войск армии США, а затем на Сицилии, приняв в июле 1944 г. в Нормандии командование Третьей армией США, Дж. С. Паттон встречает окончание войны уже в Чехословакии. Военные мемуары Паттона могут быть не только увлекательным чтением для любителей военной истории, но и служить источником по истории Второй мировой войны.
Антироссийская подлость Юрий Мухин
Чтобы сплотить Европу в вооружённой борьбе с наступающей Красной Армией, Гитлер в 1943 г. приказал разрыть могилы с расстрелянными в 1941 г. немцами под Смоленском польскими офицерами и сообщить миру, что они, якобы, убиты в 1940 г. НКВД СССР по приказу «московских евреев». Сидевшее в Лондоне и предавшее союзников польское правительство в эмиграции подключилось к этой гитлеровской провокации, и в результате возросшего ожесточения в ходе Второй мировой войны были дополнительно убиты на фронтах миллионы советских, британских, американских, немецких…
Севастопольская крепость Юрий Скориков
Книга написана на основе богатейшего собрания архивных материалов и редких фотодокументов. В ней рассказывается о истории возникновения и этапах строительства Севастопольской крепости. Подробно описаны важнейшие события 349 дней героической обороны Севастополя 1854-1855 гг. в ходе Крымской войны 1853-1856 гг., беспримерный труд саперов и минеров на линии обороны, мужество и героизм защитников крепости - военных моряков и солдат, сражавшихся под началом выдающихся военачальников - адмиралов В. А. Корнилова, М. П. Лазарева, П. С. Нахимова и руководителя…
Возвращение Бернхард Шлинк
Второй роман Бернхарда Шлинка «Возвращение», как и полюбившиеся читателям книги «Чтец» и «Другой мужчина», говорит о любви и предательстве, добре и зле, справедливости и правосудии. Но главная тема романа - возвращение героя домой. Что, как не мечта о доме поддерживает человека во время бесконечных странствий, полных опасных приключений, фантастических перевоплощений и ловкого обмана? Однако герою не дано знать, что ждет его после всех испытаний у родного порога, верна ли ему красавица жена или место его давно занято двойником-самозванцем?…
Немецкая открытка и тетрадь, изъятые при аресте военнопленных
Меня призвали на военную службу.
В боях под Ревелем 20 августа пал за свое отечество Ферди Валбрекер. Последнее воскресенье сентября мы Ганс и я - провели в Аахене. Было очень приятно увиден, немцев: немецких мужчин, женщин и немецких девушек. Раньше, когда мы только прибыли в Бельгию, разница мне не бросилась в глаза… Чтобы действительно полюбить свою родину, нужно сначала побыть вдали от нее.
1941 год. Октябрь. 10. 10. 41.
Я в карауле. Сегодня переводили в действующую армию. Утром читали список. Почти исключительно люди из строительных батальонов. Из июльских новобранцев — только несколько минометчиков. Что поделаешь? Я могу лишь ждать. Но в следующий раз, вероятно, и меня коснется. Зачем мне проситься добровольно? Я знаю, что там будет труднее выполнять свой долг, гораздо труднее, но все же…
14. 10. 41.
Вторник. В воскресенье из 1 взвода отбирали пулеметчиков. Среди них был я. Мы должны были проглотить 20 пилюль хинина; проверялась годность к службе в тропических условиях. В понедельник получил ответ: годен. Но я слышал, что отправка отменена. Почему?
Сегодня у нас был смотр. Его проводил наш командир роты. Все это только театральное представление. Как можно было заранее предвидеть, все сошло хорошо. Отпуск в Люттих на 18-19.10 устроен.
22. 10. 41.
Отпуск уже миновал. Хорошо было. Военного священника мы еще застали. При богослужении я ему прислуживал. После обеда он показывал нам Люттих. День был приятный. Я чувствовал себя опять среди людей.
Ганс, Гюнтер и Клаус уехали. Кто знает, увидимся ли мы.
Дома от моего брата уже много недель (7-9) нет вестей. После того как я получил известие о смерти Ферди Вальбрекера, у меня такое чувство, как будто и мой браг тоже будет убит. Да предохранит от этого Господь Бог, ради моих родителей, особенно ради матери.
Вернер Кунце и Косман убиты. Об Африке ничего больше не слышно.
Написал Фриде Грислам (отношение к правительству и к народу; солдат и женщина в настоящее время).
1941 год. Ноябрь.
20. 11. 41.
Пять дней в Элтфенборне миновали. Служба была там очень легкая. Кроме стрельбы взводом, мы, практически, ничего не делали. Но мы были в Германии, и это было приятно. В Элтфенборне я посетил священника.
То, как держатся немцы в бывшем Эйфен-Мальмеди, можно понять; мы ожидали другую Германию. Не такую антихристианскую. Но там имеются и валлонские деревни, и не мало. Во время стрельб кто-то разжег костер. Когда так стоишь и смотришь на пламя, то всплывают старые воспоминания. Как это было раньше. Для меня ничего лучшего не могло бы сейчас быть, чем отправиться с несколькими парнями в путь, но…
П… тоже писал о потере времени; теперь, когда мы в расцвете своих сил и хотим их использовать. Над чем бы только не потрудились?
Какие задачи ожидают нас! Говорят, опять формируются два маршевых батальона. Из дому известие: Вилли Вальбрекер тоже убит. Мы тоже принесли свою жертву. Вилли четвертый. Я спрашиваю: кто следующий?
26.11. 41.
Вилли Шефтер в лазарете. Это был настоящий товарищ. Все чаще мне приходит в голову мысль, что я бесцельно теряю здесь свое время. Я колеблюсь, кем хочу быть: Африка; техническая профессия; или же священником только для Бога.
Товарищеских отношений у нас в комнате не найти. Я хотел бы скорее попасть на фронт. Это будет хорошо для меня.
25. 11. 41.
Вчера утром неожиданно для всех пришел приказ об отправке. Теперь никто не хотел этому верить, когда нас собрали. Но это так. День прошел в обмундировке. Наконец пришло то, чего я ожидал, и я твердо верю, что еще придет. Наступает более трудное, но лучшее (если это подходящее выражение) время. Теперь предстоит показать: мужчина ты или трус. Я надеюсь, что это переживание будет для меня приобретением на всю жизнь; я стану более зрелым.
Об общем воодушевлении, которое сказалось в пьянстве, писать не хочу; его не хватит надолго.
1941 год. Декабрь. 8. 12. 41.
На этой неделе я написал разные вещи, и можно было бы еще много писать. Об общем воодушевлении, о долге в настоящий момент и т. д. Дюссельдорф! Для тебя это не хорошо. Нет!
В среду была здесь и Магдалина (в прошлое воскресенье здесь были мои родители). Гестапо сделало обыск и забрало мои письма и другие вещи. Комментарии излишни. В воскресенье я получу отпуск и узнаю об этом еще. От меня они пошли к Дилеру и забрали там много вещей. Вправе ли они, ведь мы живем в Германии; Дилер был забран в…, а оттуда отправлен в Дортмунд, где он находится в предварительном заключении. До воскресенья они еще сидели. Иоган тоже там. Считаю, что там сидит человек 60-100.
12.12. 41. Пятница.
Со среды мы в пути. Говорят, что мы 13.12. будем в Инстербурге, а 15.12 - по ту сторону границы.
Америка тоже вступила в войну.
Здесь в вагоне тесно. Попадем ли мы на Южный фронт, теперь, пожалуй, сомнительно. Относительно Гестапо я был у нашего капитана; он обещал мне полную поддержку. Я составил письмо, но тут еще некоторые мелочи, посмотрим. Где-то мы будем на Рождество.
13.12. 41. Суббота.
Письмо в Гестапо написал. Капитан, вероятно, подпишет ходатайство. Чего еще желать. Я изложил все по-деловому. Успех сомнителен. Мы в Инстербурге.
Вост. Пруссия почти вся позади. Не брился я с понедельника. «Небритый и вдали от родины». Товарищеских отношений все еще не встречал. Надеюсь, что на фронте в этом отношении лучше; иначе это было бы для меня большим разочарованием.
16. 12. 41. Вторник.
Литва, Латвия - позади. Мы в Эстонии. В у нас была длительная остановка. Я был в городе. Ничего интересного. Рига была уже лучше. К сожалению, мы не могли попасть в город.
У нас в вагоне настроение ужасное! Вчера подрались двое; сегодня опять двое. Товарищеские отношения здесь - иллюзия, утопия.
Литва - ровная страна, широко простирается перед нашим взором. Бедная эта страна. Повсюду деревянные хижины (домами их нельзя назвать), крытые соломой. Внутри маленькие и тесные.
Латвия не такая ровная. Одна часть гористая, покрытая лесом. Дома даже в деревнях здесь лучше, выглядят уютнее. В Эстонии тоже много леса и холмов.
Население здесь очень симпатичное. Языка совершенно не понять. Здесь тоже всего мало. Водки нет. Продовольственные карточки.
В Риге, говорят, расстреляли 10 000 евреев (немецких евреев). Комментарии излишни. За грабеж расстреляли трех человек, я это поддерживаю, как бы это ни было сурово. Чтобы это не распространилось, необходимо решительное вмешательство. Это ошибка: во вторник мы еще не были в Эстонии (18.12.)
18.12. 41.
В России. Эстонию проехали очень быстро. Россия - ровная бесконечная страна. Тундра. Получили патроны.
Мы ехали по следующему маршруту: Рига - Валк (Эстония) - Россия; в Псков. Псков, говорят, третий по красоте город России.
Я читаю Шекспира: «Венецианский купец» и «Гамлет». Мы находимся в 10 км. от Пскова и, вероятно, долго здесь пробудем. Шекспир мне нравится.
19.12. 41.
Мы все еще под Псковом. Дело в том, что русские сильно повредили железнодорожное хозяйство и здесь мало паровозов.
Я дал нескольким русским хлеба. Как благодарны были эти бедные люди. С ними обращаются хуже, чем со скотом. Из 5000 русских осталось приблизительно 1000. Это позор. Что сказали бы Двингоф, Этиггофер, если бы они узнали это?
Затем я «посетил» одного крестьянина. Когда я дал ему папиросу, он был счастлив. Я посмотрел кухню. Беднота! Меня угостили огурцами и хлебом. Я оставил им пачку папирос. Из языка не понятно ни слова, кроме: «Сталин», «коммунист», «большевик».
Кольцо вокруг Петербурга несколько дней тому назад прорвано русскими. Русские прорвались на 40 км. Против танков… ничего не могли сделать. Русские здесь чрезвычайно сильны. Замкнуто ли кольцо со стороны озера, это сомнительно. Наших войск там слишком мало. Когда падет Ленинград? Война! Когда придет ей конец?
21. 12. 41.
Сегодня воскресенье. Это ни в чем не заметно. Поездка кончилась. В Гатчине (балтийской) нас выгрузили. Население осаждало наши вагоны, просили хлеба и т. п. Это хорошо, когда можешь доставить радость ребенку, женщине или мужчине. Но их слишком много.
Мы находимся в 6 км. от вокзала. В одной комнате с 4 широкими кроватями нас 16 человек; на каждую кровать - 3 человека, а остальные четыре..?
О последних днях в вагоне не хочу ничего писать. От солдатской дружбы - ни следа. В одном лагере для пленных, говорят, в течение одной ночи умерло больше 100 пленных. 22. 12. 41.
Наша квартира хороша. Хозяйка (финка) очень любезна, но бедна. Мы даем ей довольно много. Ведь лучше давать, чем брать.
24. 12. 41.
Сегодня сочельник… В Гатчине большая часть церквей разрушена немецкими летчиками, а не красными. На дворце еще и сейчас стоит крест.
(Бра)ухич ушел в отставку, или его отставили. Что это означает?
27. 12. 41.
Рождество прошло. На самом деле это были очень, очень грустные дни, настоящего рождественского настроения не могло быть.
Говорят, что 1 дивизия, так как она участвовала в очень тяжелых боях, будет отправлена на юг Франции. Мы поэтому попадем, вероятно, в 12 дивизию. Я надеюсь на это. Другие хотели бы тоже попасть на юг Франции.
Сегодня мы видели семь вагонов с солдатами, которые прибыли из кольца под Ленинградом. Эти солдаты выглядели ужасно. Таких картин в кинохронике не видно.
Здесь постепенно становится холодно. 20 градусов.
Написал кое-что о солдатской жизни. Я много думаю о Дилере, Иоганне и вещах, связанных с ними.
30. 12. 41.
Сегодня или завтра нас отправляют, и притом в 1 дивизию… Что-то там будет с Дилером, Иоганном и другими…
1942 год. Январь. 03. 01. 42.
Наступил Новый год. Окончится ли война в 1942 году? 31.12.41 г. мы выступили из Гатчины. Когда мы прошли 15-20 км, подъехали два автобуса и один грузовик, которые сразу же доставили 60 чел. в 1 дивизию. Среди этих 60-ти были также я, Вунтен и Цуйцинга. В дивизии нас сразу же распределили по полкам; мы трое попали в 1 полк. В тот же вечер нас направили в 3 батальон, где мы провели ночь в холодном, как лед, блиндаже. Это было новогодним подарком. Затем нас распределили по ротам. Вунтен и я попали в 10 роту. Мы сдали на кухню свои продукты и «потопали» к роте, которая в течение пяти дней была на отдыхе и как раз 1.1.42. вечером возвращалась на передовую.
И вот мы находимся в блиндаже. 6-7 часов в день стоим на посту. В остальное время лежим или едим. Жизнь, недостойная человека.
Мы находимся здесь между Ленинградом и Шлиссельбургом, у Невы, там, где она делает резкий изгиб. Переправа все еще в русских руках. Мы находимся влево от нее. Блиндаж сносный (по сравнению с другими). Здесь спокойно. Изредка стреляют минометы. Вчера вечером был убит один человек. Сегодня во втором взводе убит один.
Наша жизнь находится в руках Бога. 10 дней мы должны оставаться на передовой, а затем - 5 дней отдыха.
Рота насчитывает 40-50 чел. От дивизии (15000) осталось в живых только 3000. Кольцо вокруг Ленинграда не сомкнуто (пропаганда). Питание очень хорошее.
04. 01. 42.
Выглядишь как свинья. Это не слишком сильно сказано. Умываться нельзя. И вот, в таком виде кушать. Я пишу так не для того, чтобы жаловаться. Это просто должно быть зафиксировано.
Вчера мы принесли убитого - «Мы не несем клада, мы несем мертвеца». Остальные не обращают на это внимания. Это оттого, что видишь слишком много мертвых.
Дружба! Придет ли она еще? Не знаю. Или я еще не освоился с новой обстановкой?
Иоганн и Дилер, что это может быть? Часто приходишь в бешенство, когда думаешь об этой подлости. Если затем подумаешь, что находишься здесь на фронте, то возникают вопросы, на которые хотелось бы получить ответ. Но существует разница между правительством и народом. В этом - единственное решение.
07. 01. 42.
Вчера прибывало еще пополнение из 4 маршевой роты. Ходят разговоры, что нас в ближайшие дни сменят!?!
«Товарищи» поют часто красивую песню:
«Хайль Гитлер, хайль Гитлер.
Целый день — хайль Гитлер
И по воскресеньям хайль Гитлер
Хайль Гитлер, хайль Гитлер».
Они поют эту песню на мелодию «Тетка Гедвига, тетка Гедвига, машина не шьет»… Комментарии излишни.
В нашем отделении имеется один солдат. Он католик. Ему 35 лет. Крестьянин (6 коров, одна лошадь). Он из Альтенбурга; от Буршайда 2,5 часа ходьбы. Может быть, его можно будет как-то использовать для группы, или..?
(?). 1. 42
Вчера шел разговор, что мы отсюда уходим. Обоз будто бы уже погрузили. Все верят в это. Я тоже считаю, что это правда. Я называю это большим свинством. «Товарищи» радуются. Я понимаю тех, которые с самого начала здесь. Но мы, которые только что прибыли, и уже обратно; это прямо скандал. Но мы ничего не можем в этом изменить. Куда отправляют, никто не знает. В Кенигсберг? В Финляндию, ходить на лыжах?
13. 1. 42.
Мы на отдыхе. Если это можно назвать отдыхом. Во всяком случае, лучше, чем на передовой. Насчет смены: за Мгой, где находится обоз, строится новая позиция.
18. 1. 42.
Мы снова на десять дней на передовой. На этот раз на правой позиции (южной). Мы должны выставлять несколько больше постов. Блиндаж маленький, холодный. Разговоры действительно были попусту. Наверное, это продлится долго. Но мы полагаем, что весной при наступлении нас не будет здесь, так как тогда мы пропали, говорят все.
С дружбой получается смешно. Иногда бываешь доволен, а иной раз опять самый нетоварищеский и эгоистичный поступок, какой только может быть. В ближайшее время опять буду собирать папиросы, так как товарищи действительно не заслуживают, чтобы им всегда дарить папиросы.
30. 1. 42.
Лишь сегодня у меня нашлось время писать дальше. Вместо десяти дней получилось тринадцать, но в блиндаже было довольно хорошо… В течение этого времени я одни раз брился и «мылся» в крышке с водой (1/4 литра). Фон Лееб тоже ушел, или его отстранили. Рейхенау умер. Неизвестно, как это надо понимать. Я тоже не против того, чтобы попасть в Германию.
1942 год. Февраль.
02. 02. 42.
Два дня отдыха очень скоро кончились. Еще в воскресенье, 31.1, пришел приказ. В 18 часов мы вышли и опять обратно. Мы должны были быть здесь лишь на следующее утро, в 6 часов. Ночью сменили белье и «умывались». Мы находимся дальше на восток от старой позиции. Снова у Невы. Участок спокойнее и лучше. Блиндажи все довольно удобные. Рота занимала 1800 метров (вероятно - длина участка обороны - прим. ред.). В нашем отделении 4 человека. Мы выставляем на ночь одного человека. Это было бы ничего, если бы нас днем не занимали слишком много другими делами (таскание боеприпасов).
Говорят, мы останемся здесь до наступления? Мы не получаем окопного пайка. Это неправильно.
15. 2. 42.
Я опять в другом отделении. Завтра мы переходим в другое место. Эрвин Шульц был ранен 7.2 осколком мины. Из-за этого мы вынуждены стоять на посту втроем. Это многовато, но другие отделения стоят все столько же. Так что нужно быть довольным. Здесь еще все спокойно. Я радуюсь каждому письму из дому. Об Иоганне и Дилере я теперь знаю наконец… Кончаю. Молитву нельзя забывать. Я буду рад тому времени, когда я буду свободен от военной службы и смогу жить так, как я хочу - не так, как все другие.
Да здравствует Москва! Рот фронт!
22. 2. 42.
Мы все еще на той же позиции. Стало снова холоднее. Почтой я доволен. Гестапо была у нас. Они хотели узнать, адрес. Надеюсь, что я скоро услышу что-нибудь об этом.
27. 2. 42.
Сегодня мне исполняется 19 лет. Ефрейтор Шиллер прибыл из Мги. Ранение было не страшное, оно было причинено не русскими, а Домераком.
Я уже сейчас радуюсь тому дню, когда я смогу начать работать, свободный от военной службы.
Унтер-офицер Ридель, кажется, большая свинья. О Гестапо еще ничего не слышно. Если бы как-нибудь несколько дней совсем ничего не слышать из всего того, что так противно.
1942 год. Март. 09. 03. 42.
Снова прошло несколько дней. Было бы хорошо выспаться несколько ночей. Пищи мне не хватает - слишком мало хлеба. Ходят дикие разговоры о Вене, Кобленде и др.
12. 03. 42.
С 9.30 до 10 час было проведено приблизительно 100-200 выстрелов на винтовку, по 600-1000 выстрелов на пулемет; кроме того, была выпущена масса осветительных ракет. После 10 час - тишина. Днем мы не должны были показываться. Это было проделано на участке от переправы до Шлиссельбурга (15 км.) Командование хотело привлечь таким путем перебежчиков или вызвать высылку разведотряда, так как нужны были пленные, чтобы получить показания.
В ночь с 9.3. на 10.3. на левом крыле нашей роты пришел человек - перебежчик или нет, в этом мнения очевидцев расходятся. Он многое рассказал: позиции защищены плохо, кушать нечего, командир роты будто бы еврей и т. п. Правда ли это - сомнительно. Сколько русских попало в наши руки на указанном участке, я не знаю.
Было еще сказано, что если мы не получим пленных, то придется выслать через Неву разведотряд, который, можно сказать, является командой смертников. Добровольцы, вперед! Нужно привести пленных!
О Гестапо еще ничего не слыхал.
20. 3. 42
В 20-30 нас погрузили и перевезли на грузовиках в Шапки (немного дальше).
21. 3. 42
Разведотряд в лесу.
24. 3. 42
Около 3 часов. Приказ: приготовиться. Теперь в качестве резерва батальона сидим в блиндажах, в которых «солнце светит». Хуже всего - артиллерийский огонь.
10 рота - потери 9 чел.
10, 11, 12 роты- потери 60 чел.
9 рота - потери 40%.
Наша позиция — омега (возможно, Мга — прим. сост.}. Питание - лучше. Пасха. Что будет на Пасху?
Перевел: шехн. интендант I ранга - Зиндер.
Как может относиться к второй мировой войне человек, родившийся сразу же после войны в Ленинграде, где сам воздух пропитан воспоминаниями о том страшном горе, о тех страшных годах блокады?
Как может относиться к войне человек, выросший на рассказах отца – солдата, вернувшегося с войны инвалидом?
Как может относиться к немцам человек, выросший на советских фильмах о войне, где все немцы показаны глупыми жестокими убийцами?
Я живу теперь в ФРГ, мне 49 лет. Я встречаю здесь много милых, добрых людей, готовых в любую минуту придти к тебе на помощь.
Часто меня посещает такая мысль: как же надо было затуманить этим людям голову, и какие же такие веские причины надо было выдвигать, чтобы они пошли воевать страну, с которой их так много связывало.
Через 50 лет после окончания войны я сижу за столом с бывшим участником той войны, солдатом Вермахта.
Вилли, пожилой человек, с добрым лицом и умными молодыми глазами, рассказывает мне о той трагедии, о годах его юности.
Что нам говорили, как объясняли необходимость нападение на Россию?
Тут надо бы чуть рассказать прежде о том, что происходило в Германии в те годы перед войной.
С приходом нацистов к власти стало поощряться стукачество: сосед писал на соседа, коллега на коллегу.
Владелец любой, даже самой маленькой фирмы, должен был быть членом нацистской партии, иначе шанс, что его фирму не закроют, был минимальный. Приветствовалось, если в домах у бюргеров на стене висел портрет Гитлера.
К власти, даже в маленьких деревнях, пришли нацисты из своих же жителей. Как правило, это были тупые, обиженные неудачники.
Стали исчезать люди. (Исчез и мой племянник, недоразвитый Ганц. Он, встречая на улице молодых людей, одетых в коричневую униформу, показывал на них пальцами, насмехаясь.)
В то время было запрещено слушать по радио передачи из других стран.
Из приёмника неслись зажигательные, эмоциональные речи Гитлера. Разъяснялось, что всё зло Германии происходит от евреев и что они захватили все деньги, и что лишь они виновны в столь тяжёлом экономическом положении страны. В местных газетах печатались фотографии магазинов, принадлежащих евреям, и людей, входивших туда за покупками. Естественно,что жители стали бояться заходить в эти магазины.
Государственные служащие обязаны были приветствовать посетителей вскидыванием руки вверх.
(Помню как наш знакомый почтальон, принося в очередной раз почту, вскидывал руку для приветствия, как положено, а потом, снизив голос, протягивал руку для рукопожатия и говорил: «Доброе утречко, господин Шнейдер»)
И при всём этом стали появляться новые рабочие места, строиться дороги, давались беспроцентные ссуды на строительство домов - такие дома назывались"Подарок Гитлера."
Страна за короткое время стала выходить из затянувшегося кризиса.
И тут началась пропаганда, что огромная Россия стонет под игом комиссаров и жидов.
Морально все уже были готовы идти спасать Россию.
Все были уверены,что простой российский народ с нетерпением ждёт освобождения...
Что поразило меня и запомнилось особенно, когда мы уже перешли границу Советского Союза?
В Белорусии, как мне показалось, многие люди знали немецкий язык и могли свободно на нём говорить.
Люди на улицах встречали нас, радостно приветствуя.
Да, я слышал о том, что в России солдатам выдавали водку. Было ли в немецкой армии такое?
Нет, ничего подобного не существовало. Конечно, в дни праздников свободные от нарядов солдаты могли выпить, но это было не часто.
Как мы относились к местному населению, и как оно относилось к нам?
Ну, здесь нет единой картины. Расскажу лишь то, с чем сталкивался я. Было это в Белоруссии.
Меня и ещё трёх солдат определили на постой в один дом. Дом был бревенчатый, просторный, во дворе ещё стоял небольшой летний домик, принадлежащий хозяевам - его мы и заняли, чтобы не стеснять их. Да и что нам, тогда молодым, здоровым парням, нужно было для нормального отдыха? Кровать, стены да крыша над головой. Хозяйка - вдова, милая женщина, имеющая двух взрослых дочерей. Имя одной из них, 18-летней девушки, я хорошо запомнил: её звали Тамара. Мы с ней очень симпатизировали друг-другу.
Однажды я, сменившись с поста, вернулся домой. Войдя во двор, услышал из хозяйского дома женские крики: звали на помощь. Войдя в дом, я увидел мерзкую картину, как солдат из соседнего подразделения, повалив Тамару на кровать, пытается сорвать с неё одежду. Она кричала, отбивалась от насильника.
Я подскочил, откинул этого ублюдка в угол. И, передёрнув затвор автомата, висевшего у меня на шее, предупредил, что уложу его на месте. Солдат что-то мне пытался объяснять, я не слушал, злость клокотала в груди. Я смотрел на этого ноющего, стоящего передо мной на коленях солдата, и спокойствие стало возвращаться ко мне, и уже нормальным тоном я сказал ему, что по распоряжению фюрера и по статье... военного уложения, за изнасилование на захваченной нами территории по законам военного времени полагается расстрел на месте, и я, как старший по званию (я был тогда ефрейтором), имею право его сейчас же расстрелять. Он взмолился, прося прощения. Я отпустил его.
Испытывал ли я ненависть к русским, ведь они были врагами на тот момент?
Нет, ненависти к солдатам не было. Другое дело партизаны, тут другая история. Это были бандиты. Они нападали, убивая как солдат, так и местных жителей. Они не просто убивали, а жестоко издевались над пленниками.
Помню, был случай уже в российском посёлке.
Я остановился в одном доме на постой. Семья из четырёх человек: мужчина средних лет, женщина да двое мальчиков, десятилетних близнецов. Они не говорили по-немецки, но мы как-то понимали друг-друга.
Семья эта и до войны-то не имела в достатке еды, а теперь-то осталась одна картошка. Я отдавал им часть своего походного пайка. Мне хватало, поскольку в солдатской контине можно было всегда дополнительно поесть из "общего котла".
Однажды, вернувшись из трёхдневного похода, я застал мою хозяйку плачущей. Она пыталась мне что то объяснять, показывая на висящую на стене фотографию мужа и показывая руками куда-то в сторону центра посёлка, и прося меня о чём-то.
Я пошёл туда,куда показывала мне женщина. По дороге встретил солдата, квартировавшего в соседнем со мной доме. Он-то и объяснил мне, что во время моего отсутствия вырезали десять человек - мирных жителей, и командир решил собрать всех мужиков посёлка в сарае около станции. Большего он не смог мне рассказать.
Подхожу к сараю, где находятся согнанные мужики.
Охрана их была поручена солдатам из нашей компанИ. Меня пропустили во внутрь сарая.
Войдя с яркого света в темное помещение, я в первый момент не мог ничего различить и лишь громко позвал Степана - так звали хозяина дома, в котором я жил. Когда глаза мои чуть попривыкли к полумраку, я увидел окруживших меня мужчин.
Они стояли плотной толпой с мрачными лицами. Автомат висел у меня на плече, но я понял, что любое моё движение или попытка сдёрнуть его с плеча сразу приведут к взрыву, и, скорее всего, я не смогу выйти после этого отсюда живым. Я по-настоящему испугался и стоял, не шевелясь. Вдруг за спинами окруживших меня раздался знакомый голос Степана, и он стал протискиваться ко мне, объясняя что-то остальным. Протиснувшись ко мне,он, показывая на стены и хлопая меня по плечу, почему-то всё время повторяя: "Вилли, гут, Вилли, гут!" Я понимал, что выведи я сейчас из сарая Степана, больше ему и его семье не жить в этом посёлке.
Я без проблем вышел наружу.
Вскоре всех мужчин выпустили, убийцу нашли. Им оказался житель этой деревни.
Какие были отношения в армии между солдатами и офицерами?
Ну, наверное, как и в обычной жизни, люди ведь все разные.
Помню, как невзлюбил меня один офицер, непосредственный мой командир. Причину этого я не знаю. Возможно, то, что я происходил не из бедной семьи и получил неплохое образование, а он был мясником в чужой лавке. А может из-за того, что я так и не вступил в националистическую партию, а он был нацистом-фанатиком. А может и то, что я жил в Саарланде, а это уже почти Франция.
Явно издеваться надо мной он побаивался - война всё же, оружие-то у всех, но мелкие гадости творил часто.
Вот однажды он посылает меня с донесением в полковую канцелярию, которая находилась в 18 км от нас за широкой и полноводной рекой. Посылает одного. А надо сказать, что места там были лесные, глухие, и линия фронта, проходящая недалеко от того посёлка, постоянно меняла свой профиль.
До реки я дошёл без приключений, но тут началась сильная стрельба из пушек - били прямо по тому берегу, где я находился. Я лишь успел скатиться в яму, образовавшуюся от разрыва снаряда.
Сижу, прощаюсь с жизнью. Вдруг кто-то ещё сваливается сверху прямо к моим ногам.
Русский солдат. Он испуганно смотрит на меня. Я был на голову выше него и намного здоровее. Не зная, что делать в такой ситуации, я, представляя картинку со стороны, просто засмеялся. Он улыбнулся мне в ответ. Тут где-то совсем рядом грохнуло, мы интуитивно прижались плотно друг к другу. Чуть стихло, мы сидели, облокотившись на противоположные стены воронки. Я протянул русскому галету из своего походного пайка. Парень взял, улыбнувшись, и стал жадно есть. Я, подумав, что всё равно уже почти дошёл до цели своего похода, да ещё и, переправляясь через реку, могу намочить еду, отдал ему всё.
Канонада закончилась, мы разошлись в разные стороны. Я удачно переправился через реку и доставил донесение в штаб. Когда командир прочёл донесение, он был просто в ярости. Стал спрашивать, кто же послал меня, какому идиоту пришло в голову рисковать жизнью солдата из-за ненужной ерунды. Мне было предписано остаться в расположении штаба на два дня для отдыха. Когда я вернулся в своё подразделение, того командира, что послал меня, уже там не было. Он был разжалован в рядовые и переведён в другую часть.
Знали ли мы о концентрационных лагерях?
В то время, конечно, мы этого и не могли даже себе представить.
Как тогда объясняли себе мы, простые солдаты,
причину поражения Германии в войне, ведь она имела огромное превосходство в военной технике перед Россией?
На стороне русских был генерал Мороз. Суровая зима нарушила все поставки. Что толку в танках, если нет горючего? Что толку в пушках, если нет снарядов?
Ну и потом, русским помогали американцы и англичане. В небе мы часто видели их самолёты. Ну и, конечно, это, наверное, самое главное - русские воевали за свою землю.
Война - страшная трагедия. И что бы ни говорили, мы были захватчиками, и не важно, какую благую цель преследовали мы тогда.
У меня с войной свой счёт. Она должна мне двух моих новорождённых дочерей, что погибли тогда, изуродованную правую руку, да и почти 2 года французского плена.
Вилли замолк. Он молча сидел, закрыв глаза. Я думаю, что своими вопросами я разбудил в нём горькие воспоминания той далёкой поры......
Глядя на него, я пытался представить его в мышиного цвета немецкой форме с автоматом на плече..
Теперь же передо мной сидел седовласый, много переживший в жизни, старик.
