Диалог о двух системах мира краткое содержание. Полемические стратегии в «диалоге о двух главнейших системах мира» галилео галилея. См. также в других словарях

Последовательность в соблюдении запрета на женитьбу двух братьев на двух сестрах Надо отметить, что на Руси достаточно последовательно выдерживались и ограничения, касавшиеся браков между ближайшими свойственниками. Разумеется, как и в любой династической

другой; но при всем том ее темнота для меня ничуть не становится светлее. Теперь посмотрите, не получится ли то же самое у вас?

Сагредо. Я видел; и хотя я опускаю глаз, я не замечаю, чтобы данная поверхность от этого больше освещалась или просвет­лялась; наоборот, мне кажется скорее, что она становится темнее.

Сальвиати. Значит, пока мы удостоверились в несостоя­тельности возражения. Что же касается объяснения, то я думаю следующее: так как поверхность этой бумаги не совершенно ровна, то лишь очень немного лучей отражается в направлении падаю­щих лучей по сравнению с тем множеством, которое отражается в противоположные стороны, а из этих немногих всегда теряется тем больше, чем больше приближаются зрительные лучи к этим светоносным отраженным лучам; и так как не падающие лучи, а отражающиеся в глазу заставляют казаться предмет освещенным, то при понижении глаза больше теряется, чем приобретается, как это показалось и вам самим, когда вы видели лист более темным.

Сагредо. Я удовлетворен опытом и объяснением. Теперь синьору Симпличио остается ответить мне на мой второй вопрос, разъяснив, что именно побуждает перипатетиков жаждать столь точной шарообразности в небесных телах.

Симпличио. Раз небесные тела не рождены, неуничтожае-

Почему перипате- МЫ, НбИЗМеНЯбМЫ, НвПрОНИЦавМЫ, ббССМврТНЫ И Т. Д., ТО ОНИ ДОЛЖ-

тиками признает- v /- f

ся совершенная с фе- ны быть абсолютно совершенными; а из того, что они абсолютно

pu"mocmb небесных совершенны, вытекает, что в них пребывает совершенство всякого

рода; поэтому и форма их также должна быть совершенна, т. е.

сферична, и сферична абсолютно и совершенно, а не шероховата

и неправильна.

Сальвиати.А откуда берете вы эту неуничтожаемость?

Симпличио. Непосредственно - из отсутствия обратно­го, и посредственно - из простого кругового движения.

Сальвиати. Таким образом, насколько я заключаю из вашего рассуждения, при установлении сущности небесных тел, как то: неучнитожаемости, неизменности и т. д., вы не вводите сферическую форму в качестве причины или необходимого рекви­зита; ведь если бы она являлась причиной неуничтожаемое™, то мы могли бы сделать по своему усмотрению неуничтожаемыми воск, дерево и другие элементарные материи, придав им сфериче­скую форму.

Симпличио. А разве не очевидно, что деревянный шар луч­ше и дольше сохраняется, чем пирамида или другая фигура с угла­ми, сделанная из такого же количества того же самого дерева?

ДЕНЬ ПЕРВЫЙ

Сальвиати. Это совершенно правильно, но от этого она из уничтожаемой не станет неуничтожаемой; наоборот, она останется по-прежнему уничтожаемой, но только будет более дол­говечной. Поэтому следует отметить, что разрушаемость может быть большей и меньшей, так что мы можем сказать: «Это менее разрушаемо, чем то», как например, яшма менее разрушаема, чем серый песчаник, но неразрушаемость не может быть большей или меньшей, так что нельзя сказать: «Одно более неуничтожаемо, чем другое», если оба неуничтожаемы и вечны. Значит, различие формы может иметь влияние только в отношении тех материй, которые способны более или менее длительно существовать; но в вечных материях, которые могут быть только одинаково веч­ными, влияние формы прекращается. А потому, раз небесная ма­терия неуничтожаема не в силу формы, а в силу чего-то другого, то не приходится так беспокоиться и о совершенной сферичности, так как если материя неуничтожаема, то, какую бы форму она ни имела, она всегда останется неуничтожаемой.

Сагредо. Я иду еще дальше и говорю: если допустить, что сферическая форма обладает свойством сообщать неуничтожае-мость, то все тела любой формы были бы вечны и неуничтожаемы. Ведь раз круглое тело неуничтожаемо, то уничтожаемость должна была бы пребывать в тех частях, которые нарушают совершенную сферичность; представьте себе, например, что внутри игральной кости находится шар совершенно круглый и, как таковой, не­уничтожаемый; приходится, следовательно, быть уничтожаемыми тем углам, которые прикрывают и прячут шар; итак, самое боль­шее, что могло бы случиться, это разрушение этих углов, или (так сказать) наростов. Но если посмотреть более внимательно, то и внутри этих угловых частей находятся другие, меньшие шары из той же материи, и потому также и они в силу своей сферичности неуничтожаемы, но и относительно остатков, окружающих эти восемь маленьких сфер, нельзя мыслить иначе, так что в конце концов, разлагая всю игральную кость на бесчисленное множе­ство шаров, придется признать ее неуничтожаемой. И это же самое рассуждение и подобное же разложение можно произвести отно­сительно всех других форм.

Сальвиати. Ход мыслей прекрасен; таким образом, если, например, сферический хрусталь должен быть неуничтожаемым, т. е. обладать способностью противостоять всем внутренним и внешним изменениям в силу своей формы, то непонятно, почему от прибавления к нему другого хрусталя и приведения его, на­пример, к форме куба он должен меняться и внутри, а не только

Форма не является причиной неуничто- жаемости, а только большей продолжи­ тельности сущест­ вования.

Разрушаемость мо­ жет быть большей и меньшей, но не неуничтожаем ость.

Совершенство фор­ мы оказывает влия­ ние в разрушаемых телах, но не в веч­ ных.

Если бы сфериче­ ская форма сообща­ ла вечность, то все тела были бы веч­ ными.

184 ДИАЛОГ О ДВУХ ГЛАВНЕЙШИХ СИСТЕМАХ МИРА

снаружи, и должен стать менее устойчивым по отношению к но­вому окружению, состоящему из той же самой материи, чем к прежнему из отличной от него материи, в особенности, если разрушение действительно образуется противоположностями, как говорит Аристотель; а чем еще менее противоположным, как не самим хрусталем, можно окружить этот хрустальный шар? Но мы не замечаем, как бегут часы; поздно придем мы к концу наших рассуждений, если по поводу каждой частности будут происхо­дить у нас столь длинные разговоры. Кроме того, память так за­путывается во множестве вопросов, что я с трудом могу припом­нить те положения, которые по порядку предлагал для рассмо­трения синьор Симпличио.

Симпличио. Я отлично помню их; в частности, по вопросу о гористости Луны остается еще в полной силе мое объяснение; его прекрасно можно спасти, сказав, что это - иллюзия, проис­ходящая от того, что части Луны неодинаково прозрачны.

С а г p e д о. Немного раньше, когда синьор Симпличио при­писывал видимую неодинаковость Луны, в согласии с мнением своего друга, известного перипатетика, различно прозрачным и непрозрачным частям этой Луны, подобно тому, так такие же иллюзии наблюдаются в хрустале и драгоценных камнях многих сортов 38 , я вспомнил об одной материи, гораздо более удобной для иллюстрации таких явлений, о такой материи, за которую, как я уверен, этот философ заплатил бы какую угодно цену: это - перламутр; при обработке ему придают разные формы, но Перламутр спосо- даже когда он сведен к исключительной гладкости, все же для

бен подражать ей- g>

димым неодинаково- глаза он кажется настолько разнообразно вогнутым и выпуклым

стли поверхности в различных частях, что лишь наощупь можно убедиться в его ровности.

Сальвиати. Поистине прекрасная мысль; и что не было сделано до сих пор, должно быть сделано в другой раз; и если приводились как пример другие драгоценные камни и хрусталь, не имеющие ничего общего с иллюзиями перламутра, то хорошо будет привести и его. Однако, не желая никого лишать возмож­ности найти подходящий ответ, я пока умолчу о нем и попытаюсь-только устранить сейчас возражения, выдвинутые синьором Сим­пличио. Я говорю, что ваше объяснение имеет слишком общий характер, и так как вы не применяете его последовательно ко всем явлениям, наблюдаемым на Луне и принуждающим меня и других считать ее гористой, то я не думаю, чтобы вы могли найти много людей, готовых удовлетвориться таким учением; я думаю также, что ни вы, ни сам автор не найдут в нем большего успокое

ДЕНЬ ПЕРВЫЙ 185

чем в любом другом, далеком от вашего мнения. Из многих видимым неровно-

1C.!«, ч гчг-1/ „ ^ стям Луны нельзя

и многих различных явлении, которые каждый вечер наблюдаются подражать при по-

ВО ВреМЯ ПрОХОЖДеНИЯ ЛуНЫ, ВЫ НИ ОДНОГО Не СМОЖете ВОСПрОИЗ- не^прТэУачн^и веСТИ, Сделав ПО СВОему уСМОТреНИЮ Шар С ГЛаДКОЙ ПОВерХНОСТЬЮ непрозрачной мате-

из более или менее прозрачных и непрозрачных частей, тогда как, обратно этому, из любой прочной и непросвечивающей материи n^d^cmynnlfnod^a- можно сделать такие шары, которые одними только возвышенно- ^„g^Hwou^iome" стями и углублениями при различном освещении представят в точ- рши. ности те самые виды и изменения, которые ежечасно наблюдаются на Луне. На них вы увидите очень яркие склоны возвышенностей, обращенные к свету Солнца, а за ними - отброшенные совер- Различные явления, пгенно темные тени; вы увидите их большими или меньшими JSS^^puSSfb в зависимости от того, насколько эти возвышенности оказываются Луны. удаленными от границы, отделяющей освещенную часть Луны от затененной; вы увидите самый этот край и границу неравномерно протянувшейся, какою она должна была бы быть, если бы шар был гладким, но извилистой и зубчатой; вы увидите по другую сторону этой границы, в затененной части, много освещенных возвышенностей, стоящих отдельно от остального, уже освещен­ного пространства; вы увидите, что в зависимости от того, как повышается освещение, названные тени все время уменьшаются, пока не исчезают вовсе, так что не видно ни одной из них, когда вся полусфера освещена; и обратно этому, когда свет переходит к другой стороне лунной полусферы, вы узнаете те же самые возвышенности, какие наблюдали раньше, и видите, что проекции их теней делаются противоположными и растут; ничего из этого, я снова повторяю вам, вы не сможете представить мне вашей прозрачностью и непрозрачностью.

С а г p e д о. За исключением одного, чему все же можно подражать,- полнолуния, так как тогда все освещено и не видно ни теней, ни прочих изменений, происходящих от возвышенно­стей и впадин. Но, пожалуйста, синьор Сальвиати, не теряйте больше времени на эту частность, так как всякого, кто имел тер­пение производить наблюдения в течение одного или двух лунных месяцев и не убедился в этой очевиднейшей истине, нужно счи­тать совершенно лишенным разума; а к чему с подобными людьми напрасно тратить время и слова?

Симпличио. Действительно, я не производил этих на­блюдений, так как у меня не было ни любознательности, ни та­кого инструмента, при помощи которого их можно произвести, но в будущем я хочу заняться ими; пока же мы можем оставить этот вопрос нерешенным и перейти к следующему пункту,

186 ДИАЛОГ О ДВУХ ГЛАВНЕЙШИХ СИСТЕМАХ МИРА

занявшись доводами, в силу которых вы считаете, что Земля может отражать свет Солнца не менее сильно, чем Луна, тогда как мне Земля кажется настолько темной и непрозрачной, что подобное явление представляется совершенно невозможным.

Сальвиати. Причина, в силу которой вы считаете Землю неспособной освещать, совершенно не та, синьор Симпличио. Но хорошо ли будет, если я проникну в суть ваших рассуждений лучше, чем вы сами?

Симпличио. Хорошо или плохо я рассуждаю, это, может быть, вы знаете лучше меня; но, хорошо ли, плохо ли я рассуж­даю, я никогда не поверю, чтобы вы могли лучше меня проник­нуть в суть моих рассуждений.

Сальвиати. И все же я вас заставлю этому поверить. Скажите мне: если Луна почти что полная, так что ее можно видеть и днем, и среди ночи, то когда она кажется вам более яркой - днем или ночью?

Симпличио. Ночью, без всякого сомнения; и мне ка-

ы° Ч бо°ж У ™яюией т ~ жется? что Луна подражает тому столбу из облаков и огня, ко-

че м днем. " торый сопровождал сынов израилевых: при Солнце он имел вид

облачка, ночью же ярко светился. Так и я наблюдал иногда Луну

Луна, видимая днем, днем среди облаков, и она была так же белесовата, как и они;

подобна облачку.

ночью же она очень ярко светила.

Сальвиати. Так что, если бы вам никогда не случалось видеть Луну иначе, как только днем, вы считали бы ее не ярче того облачка?

Симпличио. В этом я совершенно уверен.

Сальвиати. Скажите мне теперь: думаете ли вы, что Луна действительно более блестяща ночью, чем днем, или же что она кажется более блестящей в силу какого-нибудь обстоятельства?

Симпличио. Я думаю, что в действительности Луна сама по себе сияет днем так же, как и ночью; но ночью свет ее кажется большим, так как тогда мы видим ее на темном фоне неба; а днем, когда все окружающее очень светло, она лишь немного превосхо­дит фон по свету и представляется нам менее блестящей.

Сальвиати. Теперь скажите мне: видели ли вы когда-нибудь среди ночи земной шар освещенным Солнцем?

Симпличио. Такой вопрос, мне кажется, можно задать только в шутку или же тому, кого принимают за совершенного глупца.

Сальвиати. Совсем нет, я считаю вас человеком очень разумным и задаю вопрос всерьез; поэтому отвечайте же, а если потом вам покажется, что я говорю не относящееся к делу, то

ДЕНЬ ПЕРВЫЙ lg?

я готов буду цризнать глупцом себя; ведь гораздо глупее тот, кто глупо спрашивает, чем тот, кого спрашивают.

Симпличио. Если, значит, вы не считаете меня совер­шенным простаком, то учтите, что я вам должен ответить, а имен­но: невозможно для находящегося на Земле,- а таковы именно мы,- видеть ночью ту часть Земли, где день, т. е. куда падает свет Солнца.

Сальвиати. Значит, вам никогда не приходилось видеть Землю освещенной иначе, как только днем, а Луну вы видите сияющей на небе даже самой глубокой ночью; это, синьор Симпли­чио, и является причиной, заставляющей вас думать, что Земля не сияет, как Луна; ведь если бы вы могли видеть Землю осве­щенной, сами находясь в это время в темном, как у нас ночью, месте, то вы увидели бы ее сияющей больше Луны. Итак, если вы хотите чтобы сравнение протекало правильно, то нужно про­водить параллель между светом Земли и светом Луны, видимой днем, а не ночью, так как нам не приходится видеть Землю осве­щенной иначе, как только днем. Разве не так?

Симпличио. Конечно, так.

Сальвиати. А раз вы сами уже признались, что видели Луну днем среди белесоватых облачков и чрезвычайно похожей по виду на одно из них, то вы прежде всего должны будете при- облака способны ос-знать, что эти облачка,- а их-то материя, безусловно, элементар- J^SSe Sj?Јь eJVl на,- способны воспринимать такое же освещение, как и Луна, и даже еще большее; вам стоит только воскресить в воображении виденные вами иногда огромнейшие облака, совершенно белые, как снег; нельзя сомневаться, что если бы одно из таких облаков могло сохраниться столь же светоносным среди глубокой ночи, то оно осветило бы окрестные места больше, чем сто Лун. Значит, если бы мы были уверены, что Земля освещается Солнцем наравне с этими облачками, то не оставалось бы сомнения, что она сияет не меньше Луны. Но всякое сомнение прекращается, раз мы ви­дим, как те же самые облака в отсутствии Солнца остаются ночью такими же темными, как и Земля; и даже больше того, нет никого из нас, кому не случалось бы видеть много раз низкие и далекие облака и сомневаться,- облака это или горы: очевидный при­знак того, что горы не менее светоносны, чем эти облака.

С а г p e д о. Но к чему еще другие рассуждения? Вон там наверху Луна, а вот здесь - высокая стена, освещенная Солнцем;

ОТСТуПИТе СЮДа Так, Чтобы Луна была ВИДНа РЯДОМ СО СТеНОЙ. Освещенная Солнцем

Смотрите теперь, что кажется вам светлее? Разве вы не видите, ТлупоТбТестирке что если где и есть преимущество, то оно у стены? Солнце ударяет -меньше ее.

188 ДИАЛОГ О ДВУХ ГЛАВНЕЙШИХ СИСТЕМАХ МИРА

в ЭТ У стен У5 отсюда оно отражается на стены зала, от них оно

солнечного света от ОТраЖавТСЯ В Эту КОМНату, Так ЧТО В Н66 ОНО ПрИХОДИТ ТрбТЬИМ

стены, чем петзеое /-

от луны. отражением; во всяком случае, я уверен, что в комнате больше

света, чем если бы туда прямо доходил свет Луны.

Симпличио. О, этого я не думаю, так как свет Луны, в особенности, когда она полная, освещает очень сильно.

С а г p e д о. Он кажется сильным из-за мрака окружающих темных мест, но абсолютно он невелик и меньше света сумерек че-Свет Луны слабее рез полчаса после захода Солнца; это ясно, так как только тогда света сумерек. вы начинаете различать на Земле тени тел, освещенных Луной. А сильнее ли освещает это третье отражение в этой комнате, чем первое отражение от Луны, можно узнать, если пойти туда читать книгу и попробовать потом сделать то же сегодня вечером при свете Луны, чтобы видеть, так же ли тогда легко читать или труд­нее; я думаю, во всяком случае, что читать будет не так легко, Сальвиати. Теперь, синьор Симпличио, вы можете по­нять (если только вы удовлетворены), что вы действительно сами уже знали то, что Земля блестит не меньше Луны; одно лишь на­поминание о некоторых вещах, уже известных вам, а не преподан­ных мною, убедило вас в этом; ведь не я учил вас, что Луна ка­жется более блестящей ночью, чем днем,- это вы знали сами; вы знали также, что облачко кажется таким же светлым, как и Луна; вы знали равным образом, что освещенность Земли не видна ночью, словом, вы знали все, не сознавая, что знаете это. Отсюда, разумно рассуждая, вам не должно представиться за­труднительным допустить, что отражение Земли может освещать темную часть Луны не меньшим светом, чем тот, которым Луна озаряет ночной мрак, а наоборот, гораздо большим, поскольку Земля в сорок раз больше Луны.

Симпличио. Действительно, я думал, что вторичный свет - это собственный свет Луны.

Сальвиати. Также и это вы знаете сами, но не замечаете, что знаете. Скажите мне: разве вы сами не знали, что Луна кажет-

Освещенные тела ка- СЯ НОЧЬЮ ГОраЗДО более СВ6ТОНОСНОЙ, Ч6М ДН6М, ИЗ-За ТвМНОТЫ

окружающего фона? И разве вы не знаете вообще, что каждое светящееся тело кажется тем более светлым, чем темнее его окру­жение?

Симпличио. Это я знаю прекрасно.

Сальвиати. Когда Луна имеет вид серпа и вам кажется очень светлым этот вторичный свет, то разве она в это время не близка всегда к Солнцу и, следовательно, видна во время су­мерек?

ДЕНЬ ПЕРВЫЙ 189

С и м п л и ч и о. Именно, и много раз я жаждал, чтобы стало темнее, дабы можно было видеть этот свет более ярким, но Луна заходила до наступления темной ночи.

Сальвиати. Значит, вы прекрасно знаете, что глубокой ночью этот свет представлялся бы гораздо более сильным?

Сим.пличи о. Да, синьор, и еще более сильным, если бы можно было убрать большой свет рогов, тронутых Солнцем: присутствие их весьма помрачает другой, меньший свет.

Сальвиати. А не случается ли иногда так, что можно видеть среди самой темной ночи весь диск Луны, совершенно не освещенный Солнцем?

Симпличио. Я не знаю, случается ли это когда-нибудь, разве только при полном затмении Луны.

Сальвиати. Тогда, значит, этот ее свет должен был бы казаться особенно живым, так как тогда он является на совершен­но темном фоне и не омрачен яркостью светоносных рогов; но сколь сильно блестящей видели вы ее в этом положении?

Симпличио. Я видел ее иногда цвета меди и слегка бело­ватой, а иногда она становилась такой темной, что я совершенно терял ее из вида 39 .

Сальвиати. Так как же может быть ее собственным све­том тот, который вы видите столь ярким в белизне сумерек, не­смотря на большой и смежный блеск рогов, и который потом, в самую темную ночь, когда отсутствует всякий другой свет, совершенно не появляется?

Симпличио. Я слышал мнение, что этот свет Луна заим­ствует от других звезд, в частности от Венеры, своей соседки.

Сальвиати. И это равным образом вздорно, так как во время своего полного затмения она все же должна была бы ка­заться более блестящей, чем когда-либо; ведь нельзя же утвер­ждать, что тень Земли заслоняет от нее Венеру или другие звезды, а света она в это время лишается потому, что на обращенной в это время к Луне земной полусфере как раз царит ночь, т. е. полное отсутствие света Солнца. При тщательных наблюдениях вы отчетливо увидите, что Луна, когда она имеет форму тонкого серпа, совсем мало освещает Землю, и что по мере того, как на ней растет освещенная Солнцем часть, растет для нас и блеск, который от нее доходит к нам отраженным; так же и Луна представляется нам очень светлой, когда она имеет форму тонкого серпа и из-за своего положения между Солнцем и Землей видит очень значитель­ную часть земной полусферы освещенной; при удалении же от Солнца и приближении к квадратуре этот свет все уменьшается

190 ДИАЛОГ О ДВУХ ГЛАВНЕЙШИХ СИСТЕМАХ МИРА

и за квадратурой виден очень слабым, так как тогда все больше теряется из вида светоносная часть Земли; обратное должно было бы происходить, если бы этот свет был ее собственным или если бы он был сообщен ей звездами, так как тогда мы могли бы видеть его глубокой ночью и при очень темном окружении.

Симпличио. Остановитесь, пожалуйста, так как я только что вспомнил, как читал в одной современной книжке с разными

По мнению некдто- ВЫВОДаМИ 40 , ПОЛНОЙ МНОГИХ НОВОСТ6Й, «ЧТО ЭТОТ ВТОрИЧНЫЙ СВ6Т Лты иЧ порож- не ПОрОЖДбН ЗВбЗДаМИ, Н6 ЯВЛЯ6ТСЯ СобсТВбННЫМ СВ6ТОМ ЛуНЫ И

Солнцем. меньше всего сообщен ей Землею, но что происходит он от того

же самого освещения Солнцем; так как субстанция лунного шара до некоторой степени прозрачна, это освещение проникает во все тело Луны, но особенно живо освещает поверхность полусферы, обращенной к лучам Солнца, а глубина, вбирая и, так сказать, пропитываясь этим светом наподобие облака или хрусталя, пере­дает его и становится заметно светлой. И это (если я правильно припоминаю) автор доказывает авторитетом, опытом и доводами со ссылками на Клеомеда, Вителлия, Макробия и еще какого-то современного автора. Известно из опыта, добавляет он, что свет представляется особенно ярким в дни, близкие к соединению, т. е. когда Луна серпообразна, и особенно силен у краев Луны. Кроме того, этот автор пишет, что при солнечных затмениях, когда Луна находится перед диском Солнца, видно, как она про­свечивает и в особенности около внешнего круга. В части выводов он, как мне кажется, говорит, что раз это не может происходить ни от Земли, ни от звезд, ни от самой Луны, то неизбежно это должно проистекать от Солнца; кроме того, при этой предпосылке прекрасно объясняются все отдельные частности. Так, причиной того, что этот вторичный свет кажется особенно живым около внешнего края, является малая величина пространства, которое должно быть пронизано лучами Солнца, так как самая большая из линий, пересекающих круг, проходит через центр, а из осталь­ных более удаленные от центра всегда меньше более близких к нему. От этой же причины, говорит он, зависит и то, что такой свет мало уменьшается. И, наконец, этим путем находится причи­на, почему более светлый круг около внешнего края Луны виден при солнечных затмениях в той части, которая находится пе­ред диском Солнца, но не в той, которая находится за пределами диска; происходит это потому, что лучи Солнца проходят по прямой линии к нашему глазу через противолежащие части Луны, проходящие же через части вне диска, - "Не попадают в

ДЕНЬ ПЕРВЫЙ 191

Сальвиати. Если бы этот философ был первоначальным автором данного мнения, то я не удивился бы его влюбленности в собственное мнение, заставляющей считать его истинным. Но, поскольку он получил это мнение от других, я не могу найти до­статочных оснований для его извинения, ибо он не понял ошибоч­ности этого объяснения даже после того, как слышал об истинной причине такого явления и мог тысячью опытов и очевидных совпа­дений удостовериться в том, что вторичный свет происходит от отражения Земли и ни от чего другого. Знание всего этого застав­ляет предъявлять большие требования к проницательности нашего автора и всех других, не признающих открыто такого объясне­ния, тогда как отсутствие подобного знания является в моих глазах достаточным извинением для более старых авторов; я со­вершенно уверен, что, познакомившись с нашим объяснением, они без всякого колебания приняли бы его. Если мне будет позво­лено высказаться вполне откровенно, я не могу поверить, чтобы наш современный автор не верил этому объяснению; я подозре­ваю, что, не имея возможности приписать его открытия себе, он пытается унизить или опозорить его по крайней мере в глазах простаков, число которых, как мы знаем, огромно; очень многие гораздо больше радуются одобрению толпы, чем признанию со стороны немногих незаурядных людей.

С а г p e д о. Подождите немного, синьор Сальвиати; по-моему, ваша речь не прямо бьет в цель: ведь тот, кто раскидывает сети для уловления большинства, сумеет также выдать себя и за автора чужих открытий, разве только эти открытия настолько стары и так разглашены с кафедр и площадей, что более чем хорошо всем известны.

Сальвиати. О, я еще худшего мнения, чем вы. Что го­ворите вы о разглашенном и общеизвестном? Разве это не одно и то же - новы ли мнения и изобретения для людей или люди ^° ^™°новы М для

НОВЫ ДЛЯ НИХ? ЕСЛИ ВЫ ГОТОВЫ УДОВЛеТВОрИТЬСЯ ОЦеНКОЙ ПОЯВЛЯЮ- людей или люди но-

вы для млений.

щихся от времени до времени новичков в науке, то вы можете выдать себя даже за изобретателя алфавита и тем самым вызвать их почитание; а если потом с течением времени ваша хитрость рас­кроется, то это мало повредит вашей цели, так как на смену одним П Р И ДУ Т другие, пополняя число приверженцев. Но примемся снова

ДОКаЗЫВаТЬ СИНЬОру СИМПЛИЧИО НеСОСТОЯТеЛЬНОСТЬ раССуЖДеНИЙ Вторичный свет Лу- „„_. _, r ./ ны проявляется в

ные и невероятные. Ошибочно, во-первых, что вторичный свет 0 ^Scml, K S a He°no

Луны ярче около внешнего края, чем в средних частях, и будто он середине-, причина

образует нечто вроде кольца или круга, более блестящего, чем 9того "

192 ДИАЛОГ О ДВУХ ГЛАВНЕЙШИХ СИСТЕМАХ МИРА

остальной фон. Действительно, если рассматривать Луну в су­ мерках, то на первый взгляд как будто можно заметить такой круг; но это - только обман зрения, который происходит от различия тех границ, с которыми соприкасается лунный диск, озаренный этим вторичным светом; ведь со стороны Солнца он граничит с очень яркими рогами Луны, а с другой стороны, его пограничной областью является темный фон сумерек; сопостав­ ление с ним заставляет казаться для нас более ярким белизну лунного диска, тогда как с противоположной стороны последний омрачается еще большим сиянием рогов. Если бы наш современ­ ный автор попробовал сделать опыт, заслонив глаза от первичного SnStwHoe^Semo 4 " блеска препятствием вроде крыши какого-нибудь дома или иным луны. способом так, чтобы видимой оставалась только площадь Луны

за пределами рогов, то он всю ее увидел бы одинаково светоносной. Симпличио. Однако, мне помнится, будто он писал, что пользовался подобным ухищрением, чтобы скрыть от себя сияю­щий серп.

С а л ь в и а т и. О, если это так, то то, что я считал невнима­тельностью с его стороны, становится ложью, граничащей даже с наглостью, так как каждый может повторять этот опыт сколь miSmSr™ солнца У г ОДно часто. А что при затмении Солнца диск Луны виден иначе, можно видеть толь- чем при отсутствии света, так в этом я очень сомневаюсь, в осо-

ко так же, как когда -. .,

мы его заслоняем, оенности, если затмение неполное, как это необходимо и должно было быть при наблюдениях автора; но если даже Луна и была видна как бы сияющей, то это не противоречит, а наоборот, благо­приятствует нашему мнению, так как тогда Луне противостоит вся освещенная Солнцем земная полусфера, ибо тень Луны за­темняет только совсем маленькую часть ее по сравнению с той, которая остается освещенной. Добавление автора, что в этом слу­чае та часть края, которая находится перед Солнцем, кажется очень светлой, но совсем не такова часть, остающаяся за его пределами, и что происходит это от того, что солнечные лучи идут к глазу по прямой линии через первую часть, но не через вторую, это - одна из басен, украшающих вымыслы рассказчика; ведь если для того, чтобы сделать для нас видимым вторичный свет лунного диска, солнечные лучи должны идти прямо к нашему глазу, то как не замечает бедняга, что мы видели бы этот вторич­ный свет только при затмениях Солнца? И если только часть Луны при удалении от солнечного диска гораздо меньше, чем на пол­градуса, может отклонить лучи Солнца так, что они не доходят до нашего глаза, то что же происходит, когда она находится на расстоянии двадцати и тридцати градусов, в каковом положении

она оказывается в новолуние? И как пойдут лучи Солнца, которые должны пройти через тело Луны, чтобы достигнуть нашего глаза? Этот человек шаг за шагом изображает вещи такими, какими они должны были бы быть, чтобы подтверждать его положения, и не приспосабливает свои положения шаг за шагом к вещам, ка­ковыми они являются в действительности. Так, для того чтобы сияние Солнца могло пронизывать субстанцию Луны, он делает последнюю до некоторой степени просвечивающей, подобной по прозрачности облаку или хрусталю; но я не знаю, как он будет судить о такой прозрачности, если представить, что солнечные лучи должны пронизывать толщу облака больше, чем в две ты­сячи миль 42 . Но допустим, что он храбро ответит: «Это, мол, прекрасно может быть у небесных тел, которые иначе устроены, чем наши элементарные, нечистые и мутные тела», и заставим его признать свою ошибку такими средствами, которые не допускают ответа или, лучше сказать, уверток. Если вы хотите продолжать утверждать, что субстанция Луны прозрачна, то вам необходимо будет сказать: прозрачность эта такого рода, что в том случае, когда солнечные лучи должны пронизать всю толщину Луны, они способны пройти пространство более двух тысяч миль, в том же случае, когда им нужно пройти всего одну милю или еще меньше, они проникают в вещество Луны не более, чем в наши горы.

С а г p e д о. Вы приводите мне на память случай с одним изо­бретателем, который предлагал продать секрет изобретения, даю­щего возможность посредством симпатических магнитных стрелок сноситься с человеком, находящимся за две или три тысячи миль. Когда я сказал, что согласен приобрести секрет, но хочу сначала испытать его на деле, причем для меня совершенно достаточно, если испытание будет произведено так, что я буду находиться в одной из комнат моего дома, а он в другой, изобретатель ответил, что на таком малом расстоянии я не смогу видеть действия его изобретения. На этом я с ним и расстался, заявив, что не чув­ствую никакого желания ехать в Каир или Московию для того, чтобы производить опыт, но что если он сам пожелает туда отпра­виться, я согласен быть другой стороной, оставшись в Венеции. Я предчувствую, к какому заключению идет автор и как ему необходимо будет признать, что вещество Луны, проницаемое для солнечных лучей на глубину более двух тысяч миль, в то же время столь же мало прозрачно, как любая из наших гор при тол­щине всего около мили.

Сальвиати. Именно находящиеся на Луне горы свидетель­ствуют об этом, ибо, озаренные с одной стороны Солнцем, они

Шутка, сыгранная с человеком, желав­ шим продать секрет того, как можно разговаривать с кем- нибудь на расстоя­ нии тысячи миль.

194 ДИАЛОГ О ДВУХ ГЛАВНЕЙШИХ СИСТЕМАХ МИРА

бросают в противоположную сторону густые тени, более опреде­ленные и резкие, чем наши тени. Если бы они были прозрачными, то мы не могли бы заметить никаких неровностей на поверхности Луны и не могли бы видеть освещенных вершин, отделенных от той грани, которая разделяет освещенные части от неосвещенных; равным образом мы не видели бы так отчетливо эту грань, если бы в самом деле солнечные лучи проникали в глубь Луны. В силу сказанного автором переход и границу между освещенными и не­освещенными частями следовало бы также видеть неопределен­ными и состоящими из смеси света и мрака, ибо необходимо при­знать, что такое вещество, которое пропускает солнечные лучи на глубину двух тысяч миль, уничтожает всякое различие, проис­ходящее от разницы в одну сотую или еще меньшую часть такой глубины; а между тем граница, разделяющая освещенную и не­освещенную части, явственна и настолько резка, насколько резко отличие белого от черного, в особенности там, где эта граница проходит по той части Луны, которая является по природе более яркой и более неровной; там же, где находятся издавна известные пятна, которые суть равнины, идущие со сферическим наклоном и получающие таким образом солнечные лучи более косвенно, граница теряет свою резкость благодаря более слабому освеще­нию. Наконец, то, что вторичный свет Луны, по вашим словам, не уменьшается и не ослабевает по мере роста Луны, но постоян­но сохраняет ту же силу, ложно; свет мало заметен в квадратурах, когда, наоборот, он должен был бы казаться более ярким, ибо тогда мы могли бы видеть его не только в сумерках, но и среди темной ночи. Итак, мы можем прийти к заключению, что отра­жение Земли чрезвычайно значительно на Луне; особенно заслу­живает вашего внимания то, что отсюда можно почерпнуть другое прекраснейшее совпадение, а именно: если правда то, что планеты воз Д е й ств У ют на Землю своим движением и светом, то и Земля, на небесные тела, обратно, в состоянии оказывать на них воздействие тем же светом, а также, может быть, и движением; но если даже она и не движется, то такое воздействие все же может сохраняться, ибо, как мы виде­ли, действие света должно быть одинаковым, так как свет является отражением солнечных лучей, а что касается движения, то оно не производит ничего, кроме изменений видимости, происходящих совершенно одинаково, заставим ли мы двигаться Землю, оставляя Солнце неподвижным, или же наоборот.

Симпличио. Вам не найти ни одного философа, который говорил бы, что низшие тела действуют на тела небесные. Ари­стотель же утверждает прямо противоположное.

ДЕНЬ ПЕРВЫЙ 195

Сальвиати. Аристотель и другие, которые не знали, что Земля и Луна взаимно освещают друг друга, достойны извинения, но заслуживают порицания те, которые, требуя, чтобы мы при­знали и поверили им, что Луна действует на Землю своим светом, и допуская вместе с нами, что Земля освещает Луну, отрицают возможность воздействия Земли на Луну.

Симпличио. В результате я все же крайне не расположен к признанию возможности тех взаимоотношений Луны и Земли, в существовании которых вы хотите меня убедить, ставя послед­нюю, так сказать, на одну доску со звездами. Как бы то ни было, но обособленность и большое расстояние, отделяющее ее от не­бесных тел, как мне кажется, должны привести к огромной между ними разнице.

Сальвиати. Видите ли, синьор Симпличио, это - ста­рая привязанность к установившемуся мнению; оно настолько прочно укоренилось, что те факты, которые вы сами приводите против себя, кажутся вам подтверждающими его. Если обособлен­ность и удаление являются факторами, достаточными для того, чтобы вызвать большие различия в природе, то, наоборот, смеж­ность и близость должны вызывать подобие; а разве Луна не ближе к Земле, чем любое из других небесных тел? Признайте же в силу вашего собственного допущения (разделяемого с вами и многими другими философами), что между Землей и Луной существует Сродство между огромная близость. Но пойдем далее; скажите, что еще остается ^оотв?тствии Н °с"их рассмотреть из тех возражений, которые вы выдвигаете против близостью. сходства между этими двумя телами?

Симпличио. Вряд ли остается еще что-либо по вопросу о твердости Луны, о которой я утверждал, что она гладка и поли­рована, а вы,- что она гориста. Другое, возникшее у меня за­труднение, вытекало из убеждения, что отражение моря должно быть вследствие своей ровной поверхности более светлым, чем отражение от земли, поверхность которой неровна и непрозрачна.

Сальвиати. Относительно первого сомнения я скажу, что из частиц Земли, которые в силу своей тяжести все стремятся приблизиться насколько возможно к центру, некоторые все же остаются более удаленными от него, чем другие; например, горы более удалены, чем равнины, что происходит от их прочности и твердости (ибо если бы они состояли из материи жидкой, то они выровнялись бы); точно так же то, что некоторые части Луны остаются приподнятыми над сферической поверхностью частей ^l^SaatSmSi

более НИЗКИХ, ГОВОРИТ О ИХ ТВерДОСТИ, ПОЧему МОЖНО ДОПУСТИТЬ, тем, что оно гори-

что и материя Луны образует сферу в силу всеобщего стремления сто "

196 ДИАЛОГ О ДВУХ ГЛАВНЕЙШИХ СИСТЕМАХ МИРА

ее частей к центру. Относительно второго сомнения замечу, что после того опыта, который мы произвели с зеркалами, мы, кажется, прекрасно можем понять, что отражение, идущее от моря, будет значительно слабее, чем идущее от земли, подразумевая отраже­ние всестороннее, ибо, что касается частного случая отражения от спокойной водной поверхности в определенное место, то я не сомневаюсь в том, что тот, кто будет находиться в таком месте,

Отражение света увИДИТ СИЛЬНОв Отражение ОТ ВОДЫ, НО ИЗ ВС6Х ДРУГИХ ТОЧ6К ПО-

от моря гораздо ела- ^

бее, чем от земли. ВврХНОСТЬ ВОДЫ ПОКаЖбТСЯ ООЛбв Т6МНОИ, Ч6М ПОВбрХНОСТЬ 36МЛИ.

И чтобы убедиться в этом на деле, пойдемте в залу и выльем не­много воды на этот каменный пол; скажите, не кажутся ли вам Опыт, показываю- эти мокрые плиты более темными, чем другие - сухие? Конечно, И!" Ч мен™ р( %£тло, кажутся; и такими они будут казаться с любого места, за чем отражение зем- исключением одного, а именно того, куда отражается свет, па­дающий на них из этого окна. Будем же постепенно отходить от него.

Симпличио. Отсюда я вижу мокрую часть более светлой, чем остальной пол, и вижу также, что это происходит оттого, что свет, падающий из окна, отражается по направлению ко мне. С а л ь в и а т и. Налитая вода не делает ничего другого, кро­ме того, что заполняет мельчайшие углубления, которые имеются на плитах, и превращает их поверхность в совершенную плоскость, от которой отражающиеся лучи идут вместе к одному и тому же месту; остальной пол, оставшийся сухим, сохраняет свою не­ровность, т. е. бесконечное разнообразие наклонов мельчайших частиц, откуда отражающиеся световые лучи идут в разные сто­роны более слабыми, чем если бы они шли вместе, а потому он мало или вовсе не изменяется по внешнему виду при наблюдении с разных точек; изо всех мест он кажется одинаковым и притом менее светлым, чем то прямое отражение от мокрого места. Отсюда заключаем, что поверхность моря, видимая с Луны, представля­лась, за исключением островов и скал, совершенно ровной и в то же время менее светлой, чем поверхность гористой и неровной Земли. Если бы я не боялся показаться желающим слишком многого, то сказал бы вам, что по моим наблюдениям над Луной Вторичный свет вторичный свет, который я считаю отражением земного шара, л^посл"е значительно более ярок за два или три дня перед соединением, чем позже, и ярче, когда мы видим Луну поднимающейся на во­стоке, нежели вечером, после прохождения Солнца, на западе; причиной таких изменений является то, что земная полусфера, противолежащая Луне, на востоке имеет мало моря и много суши, заключая в себе Азию, в то время как, находясь на западе,

ДЕНЬ ПЕРВЫЙ

она имеет перед собой огромные моря - весь Атлантический океан до самой Америки; достаточно правдоподобный аргумент для дока­зательства того, что отражение от воды меньше отражения от суши.

Симпличио 43 . «Итак, по вашему мнению, Земля должна по виду казаться такой же, как обе основные части поверхности, которые мы различаем на Луне». Но полагаете ли вы, что те боль­шие пятна, которые замечаются на лунном лике, действитель­но моря, а остальная более светлая часть - суша или ее по­добие?

Сальвиати. То, о чем вы спрашиваете, является главным различием, которое я нахожу между Луной и Землей, на которую нам пора спуститься, ибо, пожалуй, мы слишком долго оставались на Луне. Итак, я говорю, что если бы в природе не существовало иных причин, по которым две поверхности, освещенные Солнцем, казались бы одна светлее другой, кроме той, что одна есть по­верхность Земли, другая - поверхность воды, то необходимо пришлось бы признать, что поверхность Луны состоит частью из земли, частью из воды, но так как нам известно много причин, могущих давать такие же эффекты, и, вероятно, еще большее число их остается нам неизвестными, я не возьму на себя смелость утверждать, что то и другое должно существовать на Луне. Мы уже видели ранее, как пластинка отбеленного серебра после полировки и шлифовки превращается из светлой в темную, мокрая часть земли представляется более темной, чем сухая; горы в части, покрытой лесами, кажутся более темными, чем голые и бесплодные; последнее происходит от того, что на лесистые склоны падает множество теней, тогда как голые места залиты Солнцем; эта при­месь тени действует таким же образом, какой вы можете видеть на узорчатом бархате: подстриженный шелк кажется гораздо более темным, чем неподстриженный, вследствие теней, рассеян­ных между отдельными ворсинками; равным образом, простой бархат много темнее эрмизина, сотканного из того же шелка, так что если бы на Луне существовало нечто, подобное огромней­шим лесам, то по виду они могли бы представляться нам теми пятнами, которые мы наблюдаем; такое же различие было бы и в том случае, если бы они были морями; и, наконец, не исключается воз­можность, что эти пятна в действительности более темного цвета, чем остальное, вроде того, как снег делает горы более светлыми. Во всяком случае, ясно видно, что на Луне части, более темные,- луны"~ 1 ™мнш™ это равнины с немногими, но все же встречающимися на них более светлые - "го­скалами и плотинами; остальное, более светлое пространство все ристые - заполнено скалами, горами, плотинами, круглыми и других

цет> гор.

Положепия солнца,

необходимые для на-

тих зарождений, не »покосы на уне.

Естественный день

на Луне длится один месяц.

на Луне Солнце по-

нижается и повы- тается с разницей в 10 spadiicoe, а на

Земле - в -n гра- & у сов -

очертаний, причем преимущественно вокруг пятен тянутся гран-

Д иозные ГОрНЫб ЦСПИ. Что ПЯТНа ЭТИ ЯВЛЯЮТСЯ ПОВврХНОСТЬЮ

плоской, в, этом нас убеждает граница, отделяющая освещенную часть от темной: при пересечении пятен она образует ровную черту, в светлых же частях представляется очень извилистой и зубчатой. Но я не знаю, может ли эта ровность поверхности сама по себе считаться достаточной для того, чтобы она казалась тем­ной, и думаю, что скорее нет. Независимо от всего этого я считаю ^У Н У чрезвычайно отличной от Земли, так как если я даже и пред-ставляю себе, что это не пустые и не мертвые страны, то все же не утверждаю на этом основании, что там существуют движения и жизнь > и ет Д е меньше, что там рождаются растения, животные и другие вещи, подобные нашим; а если все это даже там и есть, то оно совершенно отлично от нашего и далеко превосходит всякое наше воображение. Думать так меня побуждает прежде всего то, что я считаю материю лунного тела не состоящей из земли и воды, а этого одного достаточно, чтобы исключить рождения и изменения, подобные нашим; но если даже и предположить, что там есть земля и вода, то все же ни в коем случае там не рождались бы растения и животные, и это - по двум главным основаниям. Во-первых, для наших рождений настолько необходимы изме-няющиеся положения Солнца, что без них ничего подобного

J^ гГ г-»

не было бы. Но поведение Солнца по отношению к оемле весьма отлично от поведения его по отношению к Луне. Что касается суточного освещения, то у нас на большей части Земли каждые двадцать четыре часа бывает частью день и частью ночь; на Луне же это явление проходит в один месяц, что же касается годичного понижения и повышения, в результате которого Солнце приносит нам различные времена года и неравенство дней и ночей, то на

-гг г*

Дуне они заканчиваются также в один месяц; и если Солнце у нас повышается и понижается так, что от максимальной до минималь­ной высоты оно проходит разницу примерно в сорок семь граду­сов, т. е. столько, сколько составляет расстояние от одного тро- пика д 0 другого, то на Луне эта разница составляет только де-

^ ^^ j » j i - v ^

СЯТЬ градусов ИЛИ НОМНОГИМ боЛЬШС, Т. 6. СТОЛЬКО, СКОЛЬКО ООра-

зуют максимальные широты Дракона по ту и по другую сторону эклиптики. Примите теперь во внимание, каково было бы действие Солнца в пределах жаркой зоны, если бы оно непрерывно в те­чение пятнадцати дней поражало ее своими лучами; вам нетрудно понять, что все деревья, травы и животные погибли бы; и если на Луне все же происходят рождения, то травы, деревья и живот­ные должны быть совершенно отличны от существующих у нас.

ДЕНЬ ПЕРВЫЙ 199

Во-вторых, я считаю твердо установленным, что на Луне не бы- ^Й е не бывает

вает дождей, так как если бы там в какой-нибудь части собирались

облака, как вокруг Земли, то они должны были бы заслонять

что-либо из видимого нами посредством телескопа на Луне;

словом, какая-нибудь частичка изменилась бы с виду; такого

явления я никогда не замечал, несмотря на долгие и прилежные

наблюдения; наоборот, я всегда видел однообразную чистейшую

С а г p e д о. На это можно было бы возразить, что или там бывают сильнейшие росы, или что дожди идут там во время ночей, т. е. когда Солнце не освещает Луну.

Сальвиати. Если бы в силу других совпадений у нас были указания, что на Луне происходят рождения, подобные нашим, и отсутствовало бы только содействие дождей, то мы могли бы найти то или другое средство для замены их, как это происходит в Египте с разливами Нила. Но раз из многих усло­вий, необходимых для произведения подобных явлений, мы не встречаем ни одного, которое совпадало бы с нашими, то не при­ходится стараться ввести одно-единственное, могущее быть допу­щенным, и то не в силу достоверного наблюдения, а просто в силу отсутствия возражений. Кроме того, если бы меня спросили, что именно диктуют мне первое впечатление и чистое естественное рассуждение о возникающих там вещах, похожи ли они на наши или же отличны от них, то я всегда отвечу, что они совершенно отличны и для нас совершенно невообразимы, и это, как мне ка­жется, соответствует богатству природы и всемогуществу созда­теля и правителя.

С а г p e д о. Крайней дерзостью всегда казалось мне стремле­ние сделать человеческую способность разумения мерой того, что природа может и умеет сотворить, тогда как, наоборот, нет ни одного явления в природе, как бы мало оно ни было, к полному

ЛОЗНаНИЮ КОТОРОГО МОГЛИ бы ПРИЙТИ Самые ГЛубоКОМЫСЛеННЫе Никогда ничего не

г\ поняв в совершенст~

УМЫ. dTa СТОЛЬ ВЗДОрНаЯ Претензия ПОЫИМаТЬ ВСе МОЖеТ ИМеТЬ ее, некоторые дума,-

основание только в том, что никогда и ничто не было понято; ™™" что понШ1ают ведь если бы кто-нибудь попробовал один-единственный раз по­нять в совершенстве что-нибудь одно и познал бы на самом деле, что такое полное знание, то он узнал бы, что в бесчисленных других выводах он ничего не понимает 44 .

Сальвиати. Рассуждение ваше чрезвычайно убедительно; в подтверждение его у нас есть опыт тех, которые понимают или не понимали чего-нибудь: чем более они мудры, тем скорее они сознают и тем искреннее признают, что знают мало; и самый

мудрый человек Греции, признанный оракулами, открыто говорил, что он знает только то, что ничего не знает.

G и мп лично. Приходится, значит, сказать, что или ора­кул, или сам Сократ был лжецом, так как первый считает его самим мудрым, а второй говорит, что признается в своем пол­ном незнании.

Сальвиати. Отсюда не вытекает ни то, ни другое, так как Вещание оракула o g a изречения могут быть истинными. Оракул признает Сократа

правильно, когда он „ А * r J L L

признаёт Сократа МуДрбИШИМ ПО СраВНСНИЮ С ДРУГИМИ ЛЮДЬМИ, МУДРОСТЬ КОТОрЫХ

мудрейшим. ограничена; Сократ признается, что ничего не знает по отношению

к абсолютной мудрости, которая бесконечна, а так как в беско­нечности такую же часть составляют «много», как «мало» и как «ничто» (чтобы прийти, например, к бесконечному числу, безраз­лично - складывать ли тысячи, или десятки, или нули), то по­тому Сократ прекрасно знал, что его ограниченная мудрость - ничто перед бесконечной мудростью, которой у него не было. Но так как среди людей все же встречается некоторое знание и оно не равномерно распределено на всех, то Сократ мог обладать боль­шей его частью, чем другие, и тем самым оправдывается изрече­ние оракула.

С а г p e д о. Мне кажется, я прекрасно понимаю это положе­ние. У людей, синьор Симпличио, есть власть действовать, но она не в одинаковой степени причастна всем; и, несомненно, мо­гущество императора гораздо больше могущества частного лица; но и то, и другое - ничто по сравнению с всемогуществом бо-жиим. Среди людей одни понимают земледелие лучше, чем многие другие; но что общего между умением посадить виноградный че­ренок в яму и умением заставить его пустить корни, извлекать питание, из последнего выделить части - одну, пригодную для образования листьев, другую - для формирования побегов, третью - для гроздьев и еще другие для сока или кожицы, - т. е. со всем тем, что творит мудрейшая природа? А это лишь один пример из бесконечного числа творений, которые производит природа. На нем одном уже познается бесконечная мудрость,

Божественное зна- и можно сделать вывод, 4 что божественное знание бесконечное число

ние бесконечное чис- " ""

ло раз бесконечно. раз беСКОНбЧНО.

Сальвиати. А вот и другой пример. Не говорим ли мы, что умение открыть в куске мрамора прекраснейшую статую воз-возвъоаегашй гений Н есло гений Буонаротти над заурядными способностями других людей? А это творение - всего только подражание одной позе и расположению внешних и поверхностных частей тела неподвиж­ного человека; может ли это идти в сравнение с человеком,

ДЕНЬ ПЕРВЫЙ 201

созданным природой, составленным из стольких внешних и внут­ренних частей, из такого множества мускулов, сухожилий, жил, костей, служащих для множества разнообразнейших движений? А что скажем мы о чувствах, о способностях души и, наконец, о разумении? Не можем ли мы с полным основанием сказать, что изваяние статуи бесконечно уступает образованию живого чело­века и даже образованию самого жалкого червя?

Сагредо. И чем, по-вашему, отличается голубь Ар хита от природного голубя? 45

Симпличио. Или я не принадлежу к числу понимающих людей, или в этом вашем рассуждении имеется явное противоре­чие. Из всех способностей, приписываемых человеку, созданному природой, вы ставите выше всего присущий ему дар познания, а немного раньше вы говорили вместе с Сократом, что его позна­ние было ничтожно; следовательно, нужно сказать, что даже при­рода не уразумела способа создать разум, способный к познанию.

Сальвиати. Вы очень остроумно возражаете; для ответа на ваше замечание приходится прибегнуть к философскому раз­личению И Сказать, ЧТО ВОПРОС О ПОЗНаНИИ МОЖНО ПОСТаВИТЬ ДВОЯ- Человек многое разу-

, „ меет интенсивно,

КО: СО СТОрОНЫ ИНТенСИВНОИ И СО СТОрОНЫ ЭКСТеНСИВНОИ; ЭКСТеН- по мало разумеет

сивно, т. е. по отношению ко множеству познаваемых объектов, анстенсивио - а это множество бесконечно, познание человека - как бы ничто, хотя он и познает тысячи истин, так как тысяча по сравнению с бесконечностью - как бы нуль; но если взять познание интен­сивно, то, поскольку термин «интенсивное» означает совершенное познание какой-либо истины, то я утверждаю, что человеческий разум познает некоторые истины столь совершенно и с такой абсолютной достоверностью, какую имеет сама природа; таковы чистые математические науки, геометрия и арифметика; хотя божественный разум знает в них бесконечно больше истин, ибо он объемлет их все, но в тех немногих, которые постиг челове­ческий разум, я думаю, его познание по объективной достоверно­сти равно божественному, ибо оно приходит к пониманию их необходимости, а высшей степени достоверности не существует. Симпличио. По-моему, это сказано очень решительно и смело.

Сальвиати. Это - общие положения, далекие от всякой тени дерзости или смелости; они не наносят никакого ущерба величию божественной мудрости, как совершенно не умаляет его всемогущества утверждение, что бог не может сделать создан­ное несозданным. Но я подозреваю, синьор Симпличио, что вы боитесь моих слов потому, что поняли их не совсем правильно.

Способ познания бо­ га отличен от спо­ соба познания у лю­дей.

Человек идет к по­ знанию путем рас­ суждения.

Определения охваты­ вают потенциально все свойства опреде­ ляемых вещей.

Бесконечное число свойств, может быть, составляет одно-единственное свойство

Переходы, которые человеческое рассуж­ дение осуществля­ет во времени, бо­ жественный разум осуществляет мгно­ венно.

Поэтому для лучшего разъяснения моей мысли я скажу следую­щее. Истина, познание которой нам дают математические доказа­тельства, та же самая, какую знает и божественная мудрость; но я охотно соглашаюсь с вами, что способ божественного позна­ния бесконечно многих истин, лишь малое число которых мы знаем, в высшей степени превосходит наш; наш способ заклю­чается в рассуждениях и переходах от заключения к заключению, тогда как его способ - простая интуиция; если мы, например, для приобретения знания некоторых из бесконечно многих свойств круга начинаем с одного из самых простых и, взяв его за опре­деление, переходим путем рассуждения к другому свойству, от него - к третьему, а потом - к четвертому и так далее, то бо­жественный разум простым восприятием сущности круга охваты­вает без длящегося во времени рассуждения всю бесконечность его свойств; в действительности они уже заключаются потенциаль­но в определениях всех вещей, и в конце концов, так как их бес­конечно много, может быть, они составляют одно-единственное свойство в своей сущности и в божественном познании. Но это и для человеческого разума не совсем неведомо, хотя окутано глубоким и густым мраком: он отчасти рассеивается и проясняет­ся, если мы становимся хозяевами каких-нибудь твердо доказан­ных заключений и настолько овладеваем ими, что можем быстро продвигаться €|>вди них; словом, разве в конце концов то обстоя­тельства^ ^Щр^реугольнике квадрат, противоположный прямому углу, fbajB&g jpf-м другим квадратам, построенным на сторонах, не то »Се -е&мое, что равенство параллелограммов на общем осно-вании между двумя параллельными? И не то же ли самое в конце концов, что и равенство тех двух поверхностей, которые при совмещении не выступают, а заключаются в пределах одной и той же границы? Итак, те переходы, которые наш разум осуще­ствляет во времени и, двигаясь шаг за шагом, божественный разум пробегает, подобно свету, в одно мгновение; а это то же самое

лк

что сказать: все эти переходы всегда имеются у него в наличии. Поэтому я делаю вывод: познание наше и по способу, и по коли­честву познаваемых вещей бесконечно превзойдено божествен­ным познанием; но на этом основании я не принижаю человече­ский разум настолько, чтобы считать его абсолютным нулем; наоборот, когда я принимаю во внимание, как много и каких удивительных вещей было познано, исследовано и создано людьми, я совершенно ясно сознаю и понимаю, что разум человека есть творение бога и притом одно из самых превос­ходных 47 .

ДЕНЬ ПЕРВЫЙ 203

Сагредо. Я много раз наедине с собой размышлял по по­воду только что сказанного вами, а именно, о том, как велика должна быть острота гения человеческого. Когда я пробегаю mho-гочисленные и удивительнейшие изобретения и открытия, сделан-ные людьми как в искусствах, так и в литературе, а потом поду­маю о моих собственных способностях, недостаточных не только для того, чтобы открыть здесь что-нибудь новое, но даже усвоить уже найденное, то я теряюсь от восхищения и предаюсь отчая­нию, считая себя почти несчастным. Глядя на какую-нибудь пре­восходнейшую статую, я говорю сам себе: «Когда научишься ты совлекать покров с куска мрамора и раскрывать в нем прекрас­ную, совершенную фигуру? Когда научишься ты смешивать и распределять на полотне или на стене различные краски и изобра­жать все видимые предметы, как Микеланджело, как Рафаэль, как Тициан? Если я вижу, что люди нашли распределение музы­кальных интервалов, что они установили правила и наставления для пользования ими ради чудесного услаждения слуха, то как могу я перестать восхищаться? Что скажу я о многих и столь различных инструментах? Каким удивлением преисполняет чтение превосходнейших поэтов, если внимательно присматриваться к найденным ими образам и их истолкованию? Что скажем мы об архитектуре? О мореходном искусстве? Но разве не выше всех изумительных изобретений возвышенность ума того, кто нашел

СПОСоб Сообщать СВОИ Самые СОКрОВенНЫе МЫСЛИ любому другому д РУ зих иаобретениЛ.

лицу, хотя бы и весьма далекому от нас по месту и времени, го­ворить с теми, кто находится в Индии, говорить с теми, кто еще не родился и родится только через тысячу и десять тысяч лет? И с такой легкостью, путем различных комбинаций всего двадцати значков на бумаге! Пусть это будет венцом всех достойных удив­ления человеческих изобретений и заключением наших рассуж­дений за сегодняшний день. Уже миновали самые жаркие часы, и синьору Сальвиати, я думаю, приятно будет насладиться про­хладой наших мест в лодке; а завтра я буду здесь ожидать вас обоих для продолжения начатой беседы.

Конец первого Ъпя

Сальвиати. Во время вчерашней беседы у нас было так много разнообразных отклонений от прямого пути наших основных рассуждений, что без вашей помощи я, пожалуй, не сумею вернуться на их след для того, чтобы идти далее.

Сагредо. Я не удивляюсь, что вы, стараясь запомнить и удержать в голове как все то, что уже было сказано, так и то, что остается еще сказать, находитесь теперь в затруднении. Но я, будучи простым слушателем, удержал в памяти лишь услы­шанное и потому, вероятно, смогу, припомнив все это в самой общей форме, восстановить основную нить рассуждения.

Итак, если память мне не изменяет, главная тема вчерашних рассуждений заключалась в исследовании двух мнений и того, какое из них более вероятно и обосновано: то ли, которое считает субстанцию небесных тел невозникающей, неуничтожаемой, не­изменной, непреходящей, словом, свободной от всякой перемены, за исключением перемены места, а потому признает существова­ние пятой сущности, весьма отличной от наших стихий, образую­щих земные тела, возникающие, уничтожаемые, изменчивые и т. д., или другое, которое отрицает такое различие частей вселенной и считает, что Земля наделена тем же самым совершенством, как и другие тела, входящие в состав вселенной, т. е. является подвиж­ным и блуждающим шаром, подобным Луне, Юпитеру, Венере и

день второй 205

другим планетам. Напоследок приводилось много частных па­раллелей между Землей и Луной, именно Луной, а не другой пла­нетой, может быть, потому, что по причине меньшей удаленности мы имеем о ней больше сведений, почерпнутых из чувственного опыта. Так как в конце концов мы пришли к заключению, что это второе мнение вероятнее первого, то, мне кажется, дальней­ший наш путь должен заключаться в исследовании того, должно ли считать Землю неподвижной, как до сих пор думает большин­ство, или же подвижной, как думали некоторые античные фи­лософы и как полагают некоторые современные; и если Земля подвижна, то каким может быть ее движение.

Сальвиати. Теперь я понимаю и узнаю направление нашего пути. Но прежде, чем идти дальше, я должен вам кое-что заметить по поводу ваших последних слов, будто мы пришли к тому выводу, что мнение, считающее Землю одаренной теми же самыми свойствами, что и небесные тела, более вероятно, чем про­тивоположное. Я не делал такого вывода, как не собирался под­держивать ни то, ни другое из этих противоположных мнений; моим намерением было привести те доводы и возражения, дока­зательства и опровержения, которые до сих пор выставлялись с обеих сторон другими, а также иные соображения, которые по длительном размышлении на эту тему пришли мне в голову; решение же я предоставляю другим.

С а г p e д о. Меня увлекло мое собственное чувство. Думая, что с другими должно происходить то же самое, что и со мной, я сделал общий вывод, тогда как должен был сделать частный. Действительно, я допустил ошибку, тем большую, что не знаю взглядов присутствующего здесь синьора Симплячио.

Симпличио. Признаюсь вам, что всю эту ночь я переду­мывал вчерашние рассуждения и, действительно, нахожу в них много прекрасного, нового и смелого. При всем том я чувствую себя гораздо больше связанным авторитетом многих великих писателей, в частности... Вы качаете головой, синьор Сагредо, и улыбаетесь, как если бы я сказал нечто ужасное.

Сагредо. Я только улыбаюсь, но поверьте мне, я почти лопаюсь, стараясь удержаться от хохота, так как вы заставили меня вспомнить один замечательный случай, происшедший при мне несколько лет тому назад. Там же были и некоторые из моих благородных друзей, которых я мог бы даже назвать вам.

Сальвиати. Хорошо бы вам рассказать этот случай, а то, может быть, синьор Симпличио не перестанет думать, что вы смеетесь над ним.

206 ДИАЛОГ О ДВУХ ГЛАВНЕЙШИХ СИСТЕМАХ МИРА

С а г p e д о. Пусть будет так. Как-то был я в доме одного весьма уважаемого в Венеции врача, куда иногда собирались - одни, чтобы поучиться, а другие из любопытства - посмотреть на рассечение трупа, производимое рукою этого не только уче­ного, но искусного и опытного анатома. Как раз в тот день ему ол вет случилось заняться изысканием происхождения и зарождения связи с изысканием нервов, по каковому вопросу существует известное разногласие начала нервов. между врачами-галенистами и врачами-перипатетиками 2 . Ана­том показал, как нервы выходят из мозга, проходят в виде мощ­ного ствола через затылок, затем тянутся вдоль позвоночника, разветвляются по всему телу и в виде только одной тончайшей нити достигают сердца. Тут он обернулся к одному дворянину, которого знал как философа-перипатетика и в присутствии ко­торого он с исключительной тщательностью раскрыл и показал все это, и спросил его, удовлетворен ли он теперь и убедился ли, начало нервов по что нервы идут от мозга, а не от сердца. И этот философ, задумав-

Аристотелю и по v nj " ^ ?, J

мнению врачей. шись на некоторое время, ответил: «Бы мне показали все это так ясно и ощутимо, что если бы текст Аристотеля не говорил обрат-V ного,- а там прямо сказано, что нервы зарождаются в сердце,- то необходимо было бы признать это истиной».

G и м п л и ч и о. Прошу вас заметить, синьоры, что спор о происхождении нервов далеко еще не закончен и не решен, как, может быть, кое-кто себе представляет.

С а г p e д о. Он никогда и не придет к концу, поскольку будут существовать подобного рода оппоненты; но то, что вы говорите, ничуть не уменьшает необычайности ответа перипатетика: про­тив столь убедительного чувственного опыта он приводит не другие опыты или соображения Аристотеля, а только лишь авто­ритет и чистое Ipse dixit.

Симпличио. Аристотель приобрел такой огромный авто­ритет только благодаря силе доказательств и глубине своих рас­суждений; однако необходимо понимать его, и не только понимать, что требуется для но и обладать такой большой осведомленностью в его книгах,

того, чтобы быть ^ ^ ^ ^ "

хорошим философом чтобы составить совершеннейшее представление о них так, чтобы Упеля.° бие Аристо ~ всегда иметь в памяти все, что было им сказано. Ведь Аристотель писал не для толпы и не считал себя обязанным нанизывать свои силлогизмы обычным стройным методом; таким образом, не со­блюдая строго порядка, он иногда помещает доказательство какого-либо положения в такие тексты, которые как будто гово­рят о другом. Потому-то и необходимо иметь представление обо всем в целом и уметь сопоставить данное место с другим, чрез­вычайно далеким; и, несомненно, обладающий такой практикой

ДЕНЬ ВТОРОЙ

сумеет почерпнуть из его книг основания для всякого знания, так как в них есть все.

С а г p e д о. Однако, дорогой синьор Симпличио, если отрыв­ки, разбросанные то тут, то там, не наскучивают вам и если вы думаете выжать сок путем соединений и сопоставлений разных частиц, то уверяю вас, что то же самое, что вы и другие храбрые философы делаете с текстами Аристотеля, я сделаю со стихами Виргилия и Овидия и, составляя из них центоны, объясню ими все поступки людей и тайны природы. Но зачем мне говорить о Виргилии или Овидии? У меня есть книжечка, гораздо более софиииз любой кни- краткая, чем книги Аристотеля и Овидия; в ней содержатся все науки, и после очень недолгого изучения о ней можно составить совершеннейшее представление: это алфавит; и, несомненно, всякий, умеющий располагать и соединять ту или другую глас­ную с той или другой согласной, почерпнет из нее самые истин­ные ответы на все сомнения и извлечет из нее знания всех наук и всех искусств. Именно так поступает живописец; различными простыми красками, отдельно имеющимися на палитре, путем на­ложения немного той, немного другой, немного третьей краски он изображает людей, деревья, здания, птиц, рыб, словом, изобра­жает все видимые предметы, хотя на палитре нет ни глаз, ни перьев ни чешуи, ни листьев, ни камней. Наоборот, в самих красках, коими можно было бы представить все вещи, в действительности не должно быть ни одной из подлежащих изображению вещей и ни одной части их; если бы в красках были, например, перья, то они могли бы послужить только для изображения птиц или плю­мажей на шляпах.

Сальвиати. Еще живут и здравствуют некоторые дворя­не, которые присутствовали при том, как один доктор, лектор знаменитого учебного заведения, сказал, прослушав описание не виденного им еще телескопа, что изобретение это заимствовано Изобретение под-

1т А »чт™™ зоркой трубы заим-

у Аристотеля; доктор велел принести текст, нашел определенное ствовано у место, где приводятся основания, почему со дна очень глубокого телн - колодца можно видеть днем звезды на небе, и сказал окружаю­щим: «Вот вам колодец, который обозначает трубу, вот вам гу­стые пары, откуда заимствовано изобретение стекол, и вот вам, наконец, усиление зрения при прохождении лучей через про­зрачную, более плотную и темную среду».

С а г p e д о. Это положение об охвате всего знания весьма похоже на другое, согласно которому мраморная глыба содержит в себе прекраснейшую статую и даже тысячи прекраснейших статуй; задача заключается только в том, чтобы суметь ее

обнаружить. Однако это подобно пророчествам Иоахима или же от­ветам языческих оракулов, которые становятся понятными только после того, как случится предсказанное.

Сальвиати. А почему не упоминаете вы о предсказаниях астрологов, которые так хорошо читают по гороскопу и даже по расположению небесных светил то, что уже произошло?

С а г p e д о. Таким путем алхимики под влиянием меланхоли­ческих соков находят, что все самые возвышенные умы писали Алхимики видят в только о том, как делать золото, но чтобы не открывать этого тол-

вымыслах поэтов „ г

указания па секрет Ив, ОНИ ПрИДуМЫВаЛИ ОДИН - ОДНУ, ДруГОИ - Другую уЛОВКу И

делать золото. тем затемняли истинный смысл написанного. Весьма забавно слушать их комментарии к античным поэтам, у которых они обна­руживают самые важные тайны, скрытые под видом мифа; они находят их в рассказах о любовных похождениях Луны - ее нисхождении на Землю из-за Эндимиона, гневе на Актеона или в рассказах о том, как Юпитер превращается в золотой дождь или пылающий огонь, о великих тайнах искусств, сокрытых у Меркурия, о похищениях Плутона, о золотых ветвях.

Симпличио. Я думаю и отчасти знаю, что на свете нет недостатка в весьма причудливых умах; однако вздорность их не должна была бы идти во вред Аристотелю, о котором, мне ка­жется, вы иногда говорите недостаточно уважительно. Казалось бы, одна древность его и тот авторитет, который Аристотель при­обрел в глазах многих выдающихся людей, должны быть доста­точными, чтобы сделать его достойным уважения всех ученых. Сальвиати. Дело обстоит не так, синьор Симпличио; это только некоторые из его малодушных последователей дают по-

многш привержен- вод или, лучше сказать, могли бы дать повод менее почитать Ари

цы Аристотеля уни- J -

жают его достоин- стотеля, если бы мы согласились приветствовать их легкомыслие, роя» rSwSJUSb Скажите мне, пожалуйста, неужели вы сами так просты и не спо- его значение. собны понять, что если бы Аристотель присутствовал и слышал

доктора, стремившегося сделать его самого изобретателем теле­скопа, то он гораздо больше рассердился бы на доктора, чем на тех, кто смеялся над доктором и над его истолкованиями? Разве вы сомневаетесь в том, что если бы Аристотель мог видеть все новости, открытые на небе, то он не задумался бы изменить свое мнение, исправить свои книги и приблизиться к наиболее соглас­ному с чувством учению, прогнав от себя тех скудных разумом, которые трусливо стараются всеми силами поддержать каждое его слово, не понимая, что, будь Аристотель таким, каким они его себе воображают, он был бы тупоголовым упрямцем с варвар­ской душой, с волей тирана, считающим всех других глупыми

день второй 209

скотами, желающим поставить свои предписания превьппе чувств, превыше опыта, превыше самой природы? Именно последователи Аристотеля приписали ему авторитет, а не сам он его захватил или узурпировал; а так как гораздо легче прикрываться чужим щитом, чем сражаться с открытым забралом, то они боятся, не сме­ют отойти от него ни на шаг и скорее будут нагло отрицать то, что видно на настоящем небе, чем допустят малейшее изменение на небе Аристотеля.

С а г p e д о. Подобные люди напоминают мне того скульптора, который придал большой глыбе мрамора образ, не помню - то ли Геркулеса, то ли Громовержца Юпитера, и сообщил ему с уди­вительным искусством такую живость и свирепость, что каждого смотревшего на него охватывал ужас и даже сам скульптор начал испытывать страх, хотя все движение и выражение фигуры были делом его рук. Страх его был так велик, что он уже больше не комическая исто-

ОСМеЛИВаЛСЯ ПриблИЗИТЬСЯ К Статуе С реЗЦОМ И МОЛОТКОМ. рия одного ваятеля.

Сальвиати. Я много раз удивлялся, как могло полу­читься, что эти люди, стремящиеся поддерживать буквально каж­дое слово Аристотеля, не замечают того вреда, который они на­носят репутации Аристотеля, и как они, вместо того, чтобы увеличивать его авторитет, подрывают к нему доверие. Ибо, когда я вижу, как они упорно стараются поддержать те положе­ния, ложность которых, на мой взгляд, совершенно очевидна, как они стремятся убедить меня в том, что именно так и надлежит поступать истинному философу и что именно так поступил бы и сам Аристотель, то у меня сильно уменьшается уверенность в том, что он правильно рассуждал и в других областях, для меня более далеких. В то же время, если бы я видел, что они готовы уступить и изменить свое мнение перед очевидной истиной, я, может быть, подумал бы, что в тех случаях, когда они стоят на своем, можно представить другие, более основательные доказательства, мне непонятные или неизвестные.

Сагредо. А может быть, чувствуя, что рискуешь репута­цией и своей, и Аристотеля, если сознаешься в незнании того или иного заключения, найденного другими, можно все же заняться поисками такового в его сочинениях путем соединения отдельных мест по способу, преподанному синьором Симпличио? Ведь раз в трудах Аристотеля заключается всяческое знание, то значит, его там можно найти.

Сальвиати. Синьор Сагредо, не относитесь легко к по­добной предусмотрительности; ибо мне кажется, что вы провозгла­сили этот тезис шутя. Ведь не так давно один философ с большим

* Гаявлео Галилей, ч. I

210 ДИАЛОГ О ДВУХ ГЛАВНЕЙШИХ СИСТЕМАХ МИРА

Удобное решение именем написал книгу «О душе», где, излагая мнение Аристотеля

одного философа пе- -. J J r

рипатетика. ПО ВОПрОСу О ббССМерТИИ ДУШИ, ПрИВбЛ МНОГО Т6КСТОВ, НО Н6 ИЗ

текстов Александра, так как в последних говорилось, что Ари­стотель вообще не касался этой темы и не утверждал ничего отно­сящегося к данному предмету, а из других, найденных им самим в других сокровенных местах, которые придавали сочинению опасный смысл. Когда ему было указано, что возникнут трудности с цензурой, он написал приятелю, что добьется разрешения, так как если не встретится других препятствий, то ему нетрудно бу­дет изменить учение Аристотеля и другими толкованиями, при помощи других текстов поддержать противоположное мнение, как более соответствующее духу Аристотеля.

Сагредо. О, этот доктор! У него стоит поучиться: он не хочет, чтобы Аристотель его подвел, он сам собирается провести его за нос и заставить говорить на свой лад! Вы видите, как важ­но суметь выбрать подходящее время. Иметь дело с Геркулесом следует не тогда, когда он свирепствует, обуреваемый гневом, а тогда, когда он болтает с Меонийскими девами. О, неслыханная низость раболепных умов! Добровольно делаться рабом, считать Узость многих при- ненарушимыми предписания, обязываться называть себя побеж-лристо- д енным и убежденным аргументами, настолько действенными и явно доказательными, что нет возможности решить, заключаются ли они в данном положении и можно ли ими пользоваться для доказательства того или иного заключения! Но наибольшей глу­постью приходится считать нам то, что среди них самих все еще существуют сомнения, поддерживал ли сам автор сторону, утвер­ждающую или отрицающую данное положение. Не значит ли это сделать себе оракула из деревянной статуи, ожидать от нее прорицаний, трепетать перед ней, почитать ее, молиться ей? Симпличио. Но если мы оставим Аристотеля, то кто же будет служить нам проводником в философии? Назовите какого-нибудь автора.

Сальвиати. Проводник нужен в странах неизвестных и диких, а на открытом и гладком месте поводырь необходим лишь слепому. А слепой хорошо сделает, если останется дома. Тот же, у кого есть глаза во лбу и разум, должен ими пользоваться в ка­честве проводников. Однако я не говорю, что не следует слушать Аристотеля, наоборот, я хвалю тех, кто всматривается в него и прилежно его изучает. Я порицаю только склонность настолько отдаваться во власть Аристотеля, чтобы вслепую подписываться под каждым его словом и, не надеясь найти других оснований, считать его слова нерушимым законом. Это - злоупотребление,

ДЕНЬ ВТОРОЙ

и оно влечет за собой большое зло, заключающееся в том, что ^п^Х"*

ДРУГИе уже больше И Не ПЫТаЮТСЯ ПОНЯТЬ СИЛУ Доказательств стотелю достойна

Аристотеля. А что может быть более постыдного, чем слушать на пог)ицания - публичных диспутах, когда речь идет о заключениях, подлежа­щих доказательствам, ни с чем не связанное выступление, с ци­татой, часто написанной совсем по другому поводу и приводимой единственно с целью заткнуть рот противнику? И, если вы все же хотите продолжать учиться таким образом, то откажитесь от звания философа и зовитесь лучше историками или докторами зубрежки: ведь нехорошо, если тот, кто никогда не философствует, присваивает почетный титул философа. Однако пора нам пристать гот, кто к берегу, чтобы не уплыть в беспредельное море, откуда нам не JJJ /олже° выбраться за весь сегодняшний день. Поэтому, синьор Симпличио, в ф™ осо с ( ^ е приводите соображения и доказательства ваши или Аристотелевы, но не тексты или ссылки на голый авторитет, так как наши рас­суждения должны быть направлены на действительный мир, а не на бумажный. И раз во вчерашнем рассуждении Земля была извлечена нами из мрака и помещена на ясном небе, причем было показано, что наше стремление поместить ее среди небесных тел, как мы их называем, не является положением столь опро­вержимым и слабым, чтобы в нем не осталось никакой жизненной силы,- нам нужно теперь исследовать, насколько правдоподоб­но считать Землю (мы имеем в виду земной шар в целом) совершен­но неподвижной, или же больше вероятности в том, что Земля движется каким-то движением - и тогда, каким именно. Так как я в данном вопросе колеблюсь, а синьор Симплкчио вместе с Ари­стотелем решительно стоит на стороне неподвижности Земли, то пусть он шаг за шагом приводит мотивы в пользу своего мнения, я изложу ответы и аргументы противной стороны, а синьор Сагредо выскажет свои собственные соображения и укажет, в какую сторону он почувствует себя склонным.

Сагредо. С большим удовольствием, однако при условии, что за мной останется право приводить иногда то, что диктует простой здравый смысл.

Сальвиати. Как раз именно об этом я вас особенно про­ шу. Ведь из доказательств более легких и, так сказать, материаль­ ных лишь очень немногие, я думаю, не приняты во внимание пи­ сателями; поэтому желательно выдвинуть какие-нибудь более тонкие и скрытые, их-то как раз и недостает. Но для их понимания и постижения, требующего утонченности мысли, чей ум мо­ жет быть более пригоден, чем ум синьора Сагредо, такой острый и проницательный? f

ДИАЛОГ О ДВУХ ГЛАВНЕЙШИХ СИСТЕМАХ МИРА

Движения Земли не­ заметны для ее оби­ тателей.

Земле могут при­надлежать лишь такие движения, ко­ торые кажутся нам присущими всем ча­ стям вселенной во­ обще, кроме Земли.

Суточное движение, по-видимому, есть движение, общее все­ му миру, за исклю­ чением Земли.

Аристотель и Пто­ лемеи оспаривают приписываемое Зем­ ле суточное движе­ ние.

Сагредо. Я готов быть чем вам угодно, синьор Сальвиати, но, пожалуйста, не будем уклоняться в сторону церемоний, ведь сейчас я - философ и нахожусь в школе, а не на площади при собирании голосов.

Сальвиати. Итак, начнем наше рассуждение с того, что, какое бы движение ни приписывалось Земле, для нас как ее оби­тателей и, следовательно, участников этого движения оно неизбеж­но должно оставаться совершенно незаметным, как если бы его вообще не было, поскольку мы смотрим только на земные вещи. Но, с другой стороны, совершенно необходимо, чтобы то же самое движение представлялось нам общим движением всех других тел и видимых предметов, которые, будучи отделены от Земли, ли­шены этого движения. Таким образом, правильный метод иссле­дования вопроса, может ли быть приписано Земле движение и, если может, то каково оно, заключается в рассмотрении и на­блюдении того, замечается ли у тел, отдаленных от Земли, какое-либо видимое движение, равным образом свойственное всем им; ведь такое движение, которое замечается, например, только у Луны и не имеет ничего общего с движениями Венеры, Юпитера и других звезд, никак не может происходить от Земли или отчего-либо иного, кроме как от Луны. Но у нас есть одно движение, совершенно общее и величайшееиз всех. Солнце, Луна, другие пла­неты и неподвижные звезды, словом, вся вселенная, за исключе­нием одной лишь Земли, видимо, перемещаются все вместе с во­стока на запад за период в двадцать четыре часа. Это движение, по крайней мере на первый взгляд, может быть приписано одной лишь Земле так же, как оно может быть приписано и всему осталь­ному миру, за исключением Земли, ибо одни и те же явления на­блюдались бы как в первом случае, так и во втором. Именно, потому Аристотель и Птолемей, разбиравшие такое соображение и стремившиеся доказать неподвижность Земли, не приводят аргументов против какого-либо движения, кроме суточного. Один лишь раз Аристотель касается возражения против другого рода движения, приписанного Земле одним древним автором, но о нем мы будем говорить в своем месте.

Сагредо. Я очень хорошо понимаю необходимость, выте­кающую из ваших рассуждений. Но у меня возникает сомнение, от которого я не могу избавиться. Оно заключается в следую­щем. Коперник приписывает Земле еще одно движение, кроме суточного, и проявление его, согласно разъясненному до сих пор, должно оставаться для нас на Земле незаметным, но видимым во всем остальном мире. Отсюда, мне кажется, можно неизбежно

ДЕНЬ ВТОРОЙ 213

заключить или что он явно ошибался, приписывая Земле такое движение, которое не имеет общего видимого соответствия на небе, или, если такое соответствие есть, то Птолемея можно обвинить в недосмотре, поскольку он не разобрал этого движения так, как он разобрал первое 3 .

Сальвиати. Ваши сомнения вполне основательны, и когда мы подойдем к разбору второго движения, то вы увидите, насколько Коперник превзошел прозорливостью и проницатель­ностью Птолемея, ибо он увидел то, что Птолемей не видел,- удивительное соответствие, которым такое движение отражается на всех остальных небесных телах. Но отложим сейчас эту тему в сторону и вернемся к первоначальному рассуждению. Начиная с вопросов более общих, я буду приводить те доводы, которые, по-моему, благоприятствуют подвижности Земли, чтобы затем выслушать возражения синьора Симшшчио. Во-первых, если мы примем во внимание огромный объем звездной сферы по срав­нению с ничтожностью земного шара, содержащегося в ней много и много миллионов раз, а затем подумаем о скорости движения, которое за день и ночь должно проделать полное обращение, то я не могу убедить себя, что может найтись кто-либо, считаю­щий более правильным и вероятным, что такое обращение почему суточное дви-

y « жение скорее долж-

проделывает звездная сфера, тогда как земной шар остается непо- но принадлежать

ЛВИЖНЫМ 4 одной. Земле, чем

rt * - всему остальному

С< а г p e д о. Если решительно все явления природы, могущие миру. стоять в зависимости от таких движений, порождают как водном, так и в другом случае без всякого различия одни и те же следствия, то я сразу признал бы того, кто считает более правильным заста­вить двигаться всю вселенную, лишь бы сохранить неподвиж­ность Земли, еще более неразумным, чем того человека, который, взобравшись на вершину купола вашей виллы, чтобы посмотреть на город и его окрестности, потребовал бы, чтобы вокруг него вращалась вся местность и ему не пришлось трудиться, повора­чивая голову. Многочисленны и велики должны быть преиму­щества первой системы над другой, чтобы заставить меня, не взирая на этот абсурд, признать первую теорию более вероятной, чем вторую. Но, может быть, Аристотель, Птолемей и синьор Симпличио смогут найти такие преимущества, и хорошо было бы их привести нам сейчас, если только они существуют, или же прямо заявить, что их нет и не может быть.

Сальвиати. Как много я ни думал об этом, я не мог най­ти никакой разницы, и поэтому мне кажется, что никакой раз­ницы и быть не может. Поэтому я считаю, что и искать ее даль-

214 ДИАЛОГ О ДВУХ ГЛАВНЕЙШИХ СИСТЕМАХ МИРА

ше - бесплодно. Поэтому заметьте следующее. Движение являет­ся движением и воздействует как таковое, поскольку оно имеет отношение к вещам, его лишенным, но на вещи, которые равным образом участвуют в этом движении, оно не воздействует совсем как если бы его не было. Так, товары, погруженные на корабль, движутся постольку, поскольку они, отплыв из Венеции, прохо­дят Корфу, Кандию, Кипр и приходят в Алеппо; Венеция, Корфу, для предметов, уча- Кандия и т. д. остаются и не двигаются вместе с кораблем. Но 25в^Говшкет«^Гп2- Движение от Венеции до Сирии как бы отсутствует для тюков, слсднее как бы не ящиков и других грузов, помещенных на корабле, если рассматри-

существует. и про- ^ 1 * г ^ i . ~\ г ^ г г

являет свое деист- ВаТЬ ИХ ПО ОТНОШбНИЮ К СаМОМу КОраблЮ, И СОВерШбННО Н6 М6НЯ6Т

в пе^Р^имаюг^Тв ИХ ОТНОШвНИЯ ДруГ К Другу И ЭТО ПОТОМУ, ЧТО ДВИЖвНИв обще ИМ

нем участия. всем и все они равно в нем участвуют. Если бы один тюк из ко-

рабельного груза удалился от какого-либо ящика всего на дюйм, то это было бы для него большим движением по отношению к ящи­ку, чем путь в две тысячи миль, проделанный совместно с ним в неизменном положении.

С и м и л и ч и о. Такое учение правильно, основательно и является именно учением перипатетиков.

Сальвиати. По-моему, оно значительно старше, и я пред­полагаю, что Аристотель, заимствовав его от какой-нибудь хоро­шей школы, не проник в нее всецело и поэтому, записав его в изме-положение Аристо- пенном виде, оказался причиной путаницы среди тех, кто стре-™едшест%ыников т мится поддержать каждое сказанное им слово. Когда он писал, что

но изменено. все движущееся ДВИЖ6ТСЯ ПО ЧОМу-Либо НвПОДВИЖНОМу, ТО ЗДвСЬ,

как я подозреваю, произошла ошибка, и он, вероятно, хотел ска­зать: все движущееся движется относительно чего-нибудь не­подвижного,- такое положение не связано ни с какими трудно­стями, тогда как у первого их очень много.

С а г p e д о. Пожалуйста, не будем терять нити, продолжайте начатое рассуждение.

Сальвиати. Итак, поскольку очевидно, что движение, общее для многих движущихся тел, как бы не существует, если речь идет об отношении движущихся тел друг к другу (раз среди

Первое доказатель- НИХ НИЧТО Н6 МвНЯвТСя), И ПрОЯВЛЯвТСЯ ТОЛЬКО В ИЗМенвНИИ ОТНО-

ство того, что су- / -

точное движение Ш6НИЯ ЭТИХ ДВИЖУЩИХСЯ Т6Л К ДруГИМ, Н6 обладающим ТаКИМ ДВИ-

принадлежит Зем- же нйем (ибо здесь меняется их взаимное расположение), и по­скольку мы разделили вселенную на две части, одна из которых необходимо движется, а другая неподвижна, постольку для всего того, что может зависеть от такого движения, безразлично, за­ставить ли двигаться всю Землю или весь остальной мир: ведь воздействие такого движения проявится только в отношениях меж-

ду небесными телами и Землей, и только эти отношения меняются. Но если для порождения решительно одинаковых явлений без­различно, движется ли одна Земля и остается неподвижным весь остальной мир или же Земля стоит неподвижно, а весь остальной мир движется тем же самым движением, то кто поверит, что при­рода (ведь, согласно здравому смыслу, она не пользуется многими вещами для достижения того, что можно сделать посредством не­многих) выбрала для движения огромное количество громадней­ших тел и неизмеримую их скорость для того же результата, который мог бы быть достигнут посредством умеренного движения одного-единственного тела вокруг его собственного центра?

Симпличио. Я не совсем понимаю, как это грандиозное движение оказывается как бы несуществующим для Солнца, Лу­ны, других планет и для бесчисленного скопища неподвижных звезд. Скажете ли вы, что Солнце не переходит от одного меридиа­на к другому, не поднимается над этим горизонтом и не садится затем, вызывая то день, то ночь? Что такие же изменения не про­делывают Луна, прочие планеты и даже неподвижные звезды?

Сальвиати. Все перечисленные вами изменения суще­ствуют только по отношению к Земле. Чтобы убедиться в справед­ливости этого, вообразите себе, что Земля больше не существует в мире, что нет больше ни восхода, ни захода Солнца или Луны, нет ни горизонтов, ни меридианов, ни дней, ни ночей; словом, в результате такого движения никогда не возникает никаких изменений между Луной и Солнцем или любыми другими звезда­ми, будь то неподвижные или блуждающие. Все такие изменения имеют отношение к Земле и все они в совокупности не значат ни­чего более, как то, что Солнце показывается сначала в Китае, по­том в Персии, потом в Египте, в Греции, во Франции, в Испании, в Амзрике и т. д. То же самое проделывают Луна и все остальные небесные тела. Все будет происходить точь-в-точь так же, если, не впутывая в это дело столь огромную часть вселенной, заста­вить вращаться вокруг самого себя один лишь земной шар. По­ложение еще осложняется другой огромной трудностью, которая состоит в следующем: если приписывать небу такое большое дви­жение, то необходимо приходится делать его противоположным частным движениям всех планет, которые все, неоспоримо, обла­дают своим собственным движением с запада на восток, весьма примечательным и умеренным. Кроме того, приходится допустить, что их увлекает обратно, т. е. с востока на запад, это невероятно быстрое суточное движение. Если же Земля движется сама во­круг себя, то противоположность движений отпадает и простое

Природа не упот- ребляетмногих сред­ ств там, где она может обойтись не­ многими.

Из суточного дви­ жения не возникает никаких изменений в расположении не­ бесных тел относи­ тельно друг друга; все изменения име­ют отношение только к Земле.

Второе доказатель ство суточного дви» жения Земли.

216 ДИАЛОГ О ДВУХ ГЛАВНЕЙШИХ СИСТЕМАХ МИРА

движение (поверхности Земли) с запада на восток согласуется со всеми видимыми явлениями и всем им полностью удовлетво­ряет.

С и м п л и ч и о. Что касается противоположности движений, то это - пустяки, так как Аристотель доказывает, что круговые движения не противоположны друг другу и что кажущаяся проти-

По Аристотелю, -не ВОПОЛОЖНОСТЬ ИХ Н6 МОЖ6Т НаЗЫВаТЬСЯ ИСТИННОЙ ПрОТИВОПОЛОЖ-

существует проти- воположностей в НОСТЬЮ.

круговых движениях. Сальвиати. Доказывает ли это Аристотель или же только утверждает, поскольку это завершает его определенный план? Если, как он сам утверждает, противоположны те движения, ко­торые взаимно уничтожаются, то я не вижу, почему два движущих­ся тела, встречающихся на круговой линии, должны пострадать меньше, чем при встрече на прямой линии?

С а г p e д о. Пожалуйста, подождите немного. Скажите мне, синьор Симпличио, когда встречаются два всадника, сражаясь в открытом поле, или же когда в море сталкиваются, сокрушают друг друга и топят два отряда или две морские эскадры, то назо­вете ли вы такие встречи взаимно противоположными?

Симпличио. Мы называем их противоположными.

С а г p e д о. Так как же нет противоположностей в круговых движениях? Ведь все эти движения происходят на поверхности земли или воды, имеющих, как вы знаете, сферическую форму, и потому должны быть круговыми. Знаете ли вы, синьор Симпли­чио, каковы те круговые движения, которые не противоположны друг другу? Это - движения двух кругов, соприкасающихся извне, так что вращение одного естественным порядком заставляет другой вращаться в другую сторону. Но если один круг будет вну­три другого, то невозможно, чтобы движения их, происходящие в разные стороны, не были противоположны друг другу.

Сальвиати. Противоположны или не противоположны - это спор о словах, и я знаю, что на деле гораздо проще и естествен­нее объяснить все одним-единственным движением, чем вводить два движения. Если вы не хотите называть их противоположны­ми, то называйте обратными. Я не считаю невозможным их вве­дение и не претендую на извлечение из этого доказательства необходимости вращения Земли; я только указываю на большую его вероятность.

Неправдоподобность утраивается от полного нарушения того

порядка, который, как мы видим, существует среди небесных тел,

Третье по&тверж- круговращение коих не сомнительно, но вполне достоверно.

дение того же мне- тт /* f

ния . Порядок заключается в том, что чем больше данная орбита, тем

ДЕНЬ ВТОРОЙ 217

в более длинный срок заканчивается и обращение по ней, и чем она меньше, тем менее длительный срок нужен. Так, Сатурн, описывая круг больший, чем у всех планет, завершает его в трид- чем больше орбиты, цать лет; Юпитер по своему меньшему кругу обращается в двенад- SSewSS^" дать лет; Марс - в два года; Луна проходит свой самый малень­кий круг только в один месяц; не менее наглядно видим мы, что из Медицейских звезд ближайшая к Юпитеру совершает свое Сроки обращения

., Медицейских звезд.

обращение совсем в короткое время, примерно в сорок два часа; следующая - в три с половиной дня; третья - в семь дней; самая далекая - в шестнадцать.

Такая полная согласованность ничуть не изменится, если при­писать двадцатичетырехчасовое движение земному шару самому по себе. Если же мы пожелаем удержать Землю в неподвижности, то необходимо придется переходить от наиболее короткого перио­да Луны к другим, последовательно все большим, до двухлетнего периода Марса, от него - к еще большей двенадцатилетней сфере Юпитера, а от нее - к еще большей сфере Сатурна, период кото­рого составляет тридцать лет, и необходимо, говорю я, перехо­дить ОТ ОДНОЙ Сферы К ДРУГОЙ, Непосредственно боЛЬШеЙ, ЗаСТаВ- 24-часовое движение

^ высшей сферы нару-

ляя и ее заканчивать полное обращение в двадцать четыре часа. шае т порядок сфер А это еще наименьший из могущих возникнуть беспорядков. Ведь низших - если мы перейдем от сферы Сатурна к звездной сфере, настолько превосходящей сферу Сатурна, насколько этого требует отношение ее движения, чрезвычайно медленного и длящегося много тысяч лет, то нам придется еще более несоизмеримым скачком перейти от одной сферы к другой, много большей, заставив и ее обращаться в двадцать четыре часа. Но как только мы придадим движение Земле, тотчас же порядок периодов начинает прекрасно соблю­даться, от очень медлительной сферы Сатурна мы перейдем к со­вершенно неподвижным звездам и избегнем четвертой трудности, а с нею неизбежно придется иметь дело, как только звездная сфера окажется подвижной: трудность заключается в огромнейшем не­равенстве движения звезд; одни из них движутся чрезвычайно быстро по громаднейшим кругам, другие - совсем медленно по

ОЧенЬ МаЛЫМ Кругам В заВИСИМОСТИ ОТ большей ИЛИ Меньшей ИХ Четвертое подтвер- 6ЛИЗОСТИ К ПОЛЮСу. ИмеННО В ЭТОМ И заключается неуДОбсТВО, Так ™аш™мерность Я дви-

как, с одной стороны, мы видим, что все те зйезды, движение кото- ^о^ янн ^ дел 3 ь в ^

РЫХ Не ПОДЛеЖИТ СОМНеНИЮ, ДВИЖУТСЯ ПО СаМЫМ боЛЬШИМ Кругам, если их сферы дви-

а с другой стороны, мы вынуждены не вполне удачно размещать жутся - тела, которым надлежит вращаться по кругам, на огромном удалении от центра и заставлять их двигаться по маленьким кругам. При этом не только размеры кругов, а следовательно, и скорости

ДИАЛОГ О ДВУХ ГЛАВНЕЙШИХ СИСТЕМАХ МИРА

Движения постоян­ ных звезд становят­ ся в разное время то быстрее, то мед­леннее, еслидвижет- ся звездная сфера.

Шестое подтверж­ дение.

Седьмое подтверж­ дение.

Свободно -плаваю­ щая, взвешенная в жидкой сфере Зем-

движения одних звезд, будут весьма отличны от кругов и движе­ний других звезд, но одни и те же звезды будут изменять свои круги и скорости (в этом - пятое неудобство): ведь те из них, которые две тысячи лет тому назад находились на экваторе и, следовательно, описывали в своем движении самые большие кру­ги, в наше время оказываются удаленными от экватора на много градусов; поэтому движение их необходимо приходится признать более медленным и происходящим по меньшим кругам; а отсюда недалеко и до того, что может наступить такое время, когда какая-нибудь из звезд, до тех пор постоянно двигавшаяся, дойдет до полюса и остановится, а потом, может быть, после покоя в течение некоторого времени опять начнет двигаться, тогда как другие звезды, несомненно движущиеся, описывают, как уже было ска­зано, свои орбиты по самым большим кругам и неизменно их при­держиваются. Неправдоподобность возрастает (пусть это будет шестым неудобством) для желающего рассуждать более основа­тельно: непостижимой оказывается прочность той обширнейшей сферы, в глубинах которой звезды укреплены столь надежно, что, будучи не в силах изменять свое взаимное расположение, они согласованно переносятся по кругу, несмотря на огромное нера­венство движений. Если же небо - жидкое, как это можно ду­мать с гораздо большим основанием, и каждая звезда блуждает сама по себе, то какой закон управляет их движениями? И с какой целью? Только для того, чтобы при наблюдении с Земли они ка­зались как бы вделанными в одну-единственную сферу 5 . Для осуществления этого мне представляется гораздо более легким и удобным сделать небесную сферу не блуждающей, а неподвижной, подобно тому, как гораздо проще считать не меняющими места камни мостовой на площади, чем бегающую по ней толпу детей. И, наконец, седьмое соображение. Если мы припишем суточное обращение самому высокому небу, то придется придать ему такую силу и мощь, чтобы оно могло нести с собой бесчисленное множе­ство неподвижных звезд - огромнейших тел, значительно превос­ходящих Землю, а кроме того, и все сферы планет, хотя звезды и планеты по самой природе своей движутся противоположно; помимо этого, придется допустить, что даже стихия огня и значи­тельная часть воздуха в равной мере увлекаются этим движением и что только маленький шар Земли способен противостоять такой мощи; в этом, на мой взгляд, много трудностей: я не могу понять, как Земля, тело взвешенное и уравновешенное у своего центра, без­различное к движению и покою, окруженное жидкой средой, может не поддаться этому движению и не унестись по кругу. Но

ДЕНЬ ВТОРОЙ

всех этих затруднений мы не встретим на нашем пути, если заста­вим вращаться Землю,- тело, неощутимо малое по сравнению со вселенной и потому неспособное воздействовать на нее каким-либо усилием 6 .

Сагредо. В моем уме вертятся некоторые неясные мысли, пробужденные этими рассуждениями; для внимательного участия в предстоящих разговорах мне необходимо попробовать привести их в больший порядок и извлечь из них выводы, если только их действительно можно сделать. Может быть, метод вопросов по­может легче объясниться. Поэтому я спрошу синьора Симпличио. Во-первых, думает ли он, что одному и тому же простому движу­щемуся телу могут быть естественно свойственны различные дви­жения или же что ему подобает одно единственное, его собственное и естественное?

Симпличио. У одного простого движущегося тела мо­жет быть лишь одно движение, свойственное ему естественным порядком, а все другие движения совершаются случайно или через соучастие. Таким образом, для гуляющего по кораблю соб­ственным движением будет прогулка, а движением через соуча­стие - то движение, которое доставляет его в порт, куда он никогда не попал бы в результате своей прогулки, если бы ко­рабль своим движением не доставил его туда.

Сагредо. Во-вторых, скажите мне: то движение, которое через соучастие сообщается какому-нибудь движущемуся телу, когда тело само по себе движется другим движением, отличным от первого, необходимо ли пребывает в каком-либо предмете или оно может существовать в природе само по себе, без но­сителя?

Симпличио. Аристотель дает вам ответы на все эти во­просы. Он говорит: как у одного движущегося тела существует одно движение, так и у одного движения - одно движущееся тело; следовательно, без причастности к своему предмету не может быть и даже нельзя себе представить никакого дви­жения.

Сагредо. Мне хотелось бы от вас услышать, в-третьих, обладают ли, по вашему мнению, Луна и другие планеты и небесные тела своими собственными движениями и какими именно?

Симпличио. Обладают. И именно такими, согласно ко­торым они проходят Зодиак: Луна - за месяц, Солнце - за год, Марс - за два года, звездная сфера - во столько-то тысяч лет. И такие движения суть их собственные и естественные.

ля, по-видимому, неспособна к сопро­ тивлению силе су­ точного движения.

Одно простое под­ вижное тело имеет только одно естест­ венное движение", все остальные движе­ ния ему сообщены извне.

Нет движения без движущегося пред­ мета.

220 ДИАЛОГ О ДВУХ ГЛАВНЕЙШИХ СИСТЕМАХ МИРА

С а г p e д о. Но каким считаете вы то движение, посредством которого, как я вижу, неподвижные звезды, а вместе с ними и все планеты одинаково движутся с востока на запад и возвращаются на восток за двадцать четыре часа?

С и м п л и ч и о. Они обладают этим движением через соуча­стие.

С а г p e д о. Значит, оно не пребывает в них. А раз оно в них не пребывает и не может существовать без какого-либо предмета, в котором оно пребывает, то необходимо сделать его собственным и естественным для какой-нибудь другой сферы?

С и м п л и ч и о. Именно ради этого астрономы и философы нашли еще одну самую высокую сферу без звезд, которым есте­ственно свойственно суточное обращение. Они назвали ее «пер­вым движителем». Она увлекает за собой все нижние сферы, сооб­щая им свое движение и заставляя их участвовать в нем.

С а г p e д о. Но если можно обойтись без введения новых неизвестных и обширнейших сфер и без соучастия в других дви­жениях, оставить каждой сфере только ее собственное и простое двргжение, не смешивая его с противоположными движениями, и достигнуть всего этого лишь одним вращением (как это и необхо­димо, если все зависит от одного единственного начала) и если при этом все будет соответствовать совершеннейшей гармонии, то к чему отвергать такое предположение и одобрять столь странные и искусственные допущения? 7

С и. м п л и ч и о. Трудность в том, чтобы найти такой спосоэ, столь простой и окончательный.

С а г p e д о. Способ, мне кажется, неплохо найден. Пусть Земля будет «первым движителем», т. е. заставьте ее обращаться вокруг самой себя в двадцать четыре часа и в том же самом на­правлении, как и все другие сферы; тогда все планеты и звезды, и не участвуя в таком движении, займут свои места, будут восхо­дить и, словом, являть обычный вид.

С и м п л и ч и о. Важно заставить ее вращаться без тысячи несообразностей.

С а л ь в и а т и. Все несообразности будут устраняться по мере того, как вы будете их приводить. Сказанное до сих пор - только первые и наиболее общие соображения и в соответствии с ними нам представляется не совсем невероятным, что суточное обращение принадлежит скорее Земле, чем всей остальной все­ленной; я предлагаю их вам не как непреложные законы, но как соображения, которые имеют видимую основательность. II так как я отлично понимаю, что одного-единственного опыта или стро-

ДЕНЬ ВТОРОЙ

того доказательства в пользу противного взгляда было бы доста-

тгштто ЧТОбы СОКРУШИТЬ И ЭТИ И СОТНИ ТЫСЯЧ ДРУГИХ Вероятных 1UMX1", r

аргументов, я думаю, что не следует останавливаться на этом,

пличио и какую большую вероятность или более прочные доводы он приведет в пользу противного взгляда.

Симпличио. Сначала я скажу кое-что вообще обо всех этих рассуждениях, а потом перейду к некоторым частностям. Вы, как мне кажется, основываетесь главным образом на боль­шей простоте и легкости вызывать одни и те же явления, когда считаете, что, поскольку речь идет о причине этих явлений, без­различно, движется ли одна Земля или весь остальной мир, за исключением Земли, но с точки зрения воздействия гораздо бо­лее легко достижимо первое, чем второе. На это я вам отвечу, что и мне кажется то же самое, когда я думаю о своей силе, не только конечной, но даже очень незначительной; но для мощи

ДвИЖИТеЛЯ, - а Она бесконечна, - ОДИНаКОВО ЛеГКО ДВИГаТЬ ВСе- ri т/г f

ленную, или с5емлю, или соломинку. И если такая мощь оеско-нечна, почему не проявиться ей скорее в большой, чем в малой, части? Потому-то мне и кажется, что такое общее рассуждение недостаточно убедительно.

Сальвиати. Если бы я хоть раз сказал, что вселенная недвижима из-за недостатка могущества у Движителя, то я за­блуждался бы, и ваша поправка была бы уместна. Я признаю вместе с вами, что для бесконечного могущества так же легко двигать сто тысяч, как и единицу. Но то, что я сказал, относится не к Движителю, а только к движущимся телам, а в них - не только к сопротивлению, которое, несомненно, у Земли меньше, чем у вселенной, но и ко многим другим частностям, только что рассмотренным. На другое ваше замечание, что бесконечное мо­гущество скорее проявит себя на большой части, чем на малой, я вам отвечу, что в бесконечности одна часть не больше другой,

еСЛИ обе ОНИ КОнечНЫ. НеЛЬЗЯ Сказать, ЧТО В бесКОНечНОМ ЧИСЛе

сто тысяч составляет большую часть, чем два, хотя, конечно, сто тысяч больше двух в пятьдесят тысяч раз. Если же для дви-жения вселенной потребно могущество конечное, хотя и очень большое по сравнению с тем, которого достаточно для приве­дения в движение одной Земли, то для этого не потребуется боль­шей части бесконечного и не станет меньше часть, остающаяся без применения. Таким образом, не имеет никакого значения, применяется ли для частичного эффекта немного больше или немно­го меньше могущества. Кроме того, воздействие такого могущества

доказательство об- пашают в ничто

соображения, осно-

ванные на вероятно-

Бесконечное могу ще- ство, вероятно, про-

явит себя скорее « м> нежели

В бесконечностинет

й^хо- были

222 ДИАЛОГ О ДВУХ ГЛАВНЕЙШИХ СИСТЕМАХ МИРА

не имеет своей границей и целью одно только суточное дви­жение; в мире существует множество других движений, о которых мы знаем, и множество других, которые могут быть нам неизве­стны. Итак, если мы примем во внимание движущиеся тела и если мы не сомневаемся, что гораздо.проще и короче допустить движе­ние Земли, а не вселенной, и если, кроме того, мы учтем многие другие упрощения и удобства, вытекающие из этого одного допу­щения, то совершенно истинная аксиома Аристотеля «frustra fit per plura quod polest fieri per pauciora» заставит нас считать го­раздо более вероятным принадлежность суточного движения Земле, чем вселенной без Земли.

Симпличио. Приводя аксиому, вы выпустили часть ее, которая важнее всего, особенно в данном случае; пропущенная часть гласит: aeque bene*. Значит, нужно исследовать, может ли одинаково хорошо удовлетворить всему как первое, так и вто­рое допущение.

G а л ь в и а т и. Одинаково ли хорошо удовлетворяет то и другое допущение, можно будет решить после рассмотрения отдельных явлений, которые подлежат объяснению. Ибо до сих пор мы рассуждали и будем пока рассуждать ex hypothesi**, предполагая, что для удовлетворительного объяснения явлений оба движения одинаково пригодны. Что же касается части, ко­торая, по вашим словам, была мною выпущена, то я склонен ду-При аксиоме Frusi- мать, что вы ее излишне добавили: ведь сказать «одинаково хо-

ra fit per plura etc. - -

прибавка aeque Ъепв рошо», значит установить отношение, необходимо распространяю- излишня. щееся по крайней мере на два предмета, так как одна вещь не

может иметь отношения к самой себе; нельзя, например, сказать, что покой так же хорош, как и покой. Поэтому, когда говорят «напрасно делать при помощи многих средств то, что можно сделать меньшими средствами», то при этом разумеют, что сде­лана должна быть одна и та же вещь, а не две разные вещи. И раз нельзя сказать, что одна и та же вещь так же хорошо сделана, как она сама, то, следовательно, добавление частицы «одинаково хорошо» излишне по отношению к одному лишь пред­мету.

С а г p e д о. Если мы не хотим, чтобы с нами случилось то же, что вчера, то вернемся, пожалуйста, к теме, и пусть синьор Сим­пличио начнет приводить те факты, которые ему кажутся противо­речащими новому миропорядку.

* Одинаково хорошо. ** Гипотетически.

ДЕНЬ ВТОРОЙ 223

Симпличио. Этот миропорядок совсем не нов, наоборот, он очень древен. В справедливости этого вы можете удостоверить­ся из того, что Аристотель его опровергает. Опровержения же Соображения его таковы: «Во-первых, если бы Земля двигалась или сама по SSS^Kocm себе, находясь в центре, или по кругу, находясь вне центра, то ли - ей необходимо пришлось бы двигаться таким движением насиль­ственно, ибо для нее такое движение не является естественным; если бы оно было ее собственным, то им обладала бы и каждая ее частица; но каждая частица Земли движется по прямой линии к центру. Итак, поскольку такое движение насильственное и про­тивоестественное, оно не может быть вечным; но порядок мира вечен, следовательно, и т. д. Во-вторых, все другие тела, движу­щиеся круговым движением, видимо, отстают и движутся больше, чем одним движением, за исключением, однако, «первого движи­теля» 8 , поэтому и Земля также необходимо должна была бы дви­гаться двумя движениями; а если бы это было так, то неизбежно должны были бы происходить перемены в неподвижных звездах, а этого не наблюдается; обратно тому, каждая из звезд всегда и без всяких изменений восходит в одних и тех же местах и в тех же самых местах заходит. В-третьих, движение частей таково же, как и движение целого, и естественно направлено к центру все­ленной; это также доказывает, что Земля должна находиться в нем. Далее, Аристотель разбирает вопрос, движутся ли части естественно к центру вселенной или же к центру Земли, и прихо­дит к заключению, что им свойственно стремление направляться к центру вселенной и лишь случайно к центру Земли, о чем мы вчера подробно рассуждали. Наконец, он подтверждает то же самое четвертым аргументом, заимствованным из опытов с тяже­лыми телами. Падая сверху вниз, они идут перпендикулярно к поверхности Земли, и совершенно так же тела, брошенные пер­пендикулярно вверх, возвращаются по тем же самым линиям вниз, даже если они были брошены на огромную высоту. Аргу­менты эти необходимо доказывают, что движение тел направлено к центру Земли и что она, совершенно не двигаясь, их ждет и принимает. Наконец, он указывает, что астрономы приводили и другие доводы в подтверждение тех же самых выводов, т. е. что Земля находится в центре вселенной и неподвижна. Приводит же он только одно из них: все явления, наблюдаемые в отношении движения неподвижных звезд, соответствуют нахождению Земли в центре, а такого соответствия не было бы, если бы Земля там не находилась. Прочие доводы, приводимые Птолемеем и другими астрономами, я могу изложить теперь же, если и вам будет угодно,

или после того, как вы выскажете свое отношение к доводам Аристотеля.

Сальвиати. Доводы, которые приводятся по этому во­просу, бывают двух родов: одни имеют основанием происходящее на Земле, без всякого отношения к звездам, другие черпаются из явлений и наблюдений над предметами небесными. Доводы Доводы двоякого ро- Аристотеля черпаются большей частью из области окружающих

да по вопросу о том, « -гт

движется ли Земля нас вещей, другие он предоставляет астрономам. Поэтому хорошо или нет. было бы, если вы согласны, разобрать те доводы, которые заим-

Доводы Птолемея, ствованы из земных опытов; потом мы можем перейти и к другому IS и л£истот™ё- Р оду Доводов. А так как Птолемеем, Тихо и другими астрономами еых. " и философами приводились, помимо доводов, заимствованных

у Аристотеля и ими подтвержденных и подкрепленных, также и иные соображения, то их можно объединить все вместе, чтобы в дальнейшем не нужно было повторять те же самые или подоб­ные ответы дважды 9 . Поэтому, синьор Симпличио, как вам будет угодно: сами ли вы приведете их или мне взять на себя этот труд,- я в вашем распоряжении.

Симпличио. Лучше, если вы их приведете, так как вы занимались этим вопросом больше, и они у вас всегда наготове и притом в большем числе.

Сальвиати. В качестве самого сильного довода все при-Первыи аргумент, водят опыт с тяжелыми телами: падая сверху вниз, тела идут по

почерпнутый из дви- ~ " г>

жения твердого те- ПрЯМОИ ЛИНИИ, НбриеНДИКуЛЯрНОИ К ПОВврХНОСТИ обМЛИ; ЭТО СЧИ-

ху" 1 вниз ающег ° ° вер ~ тается неопровержимым аргументом в пользу неподвижности Зем­ли. Ведь если бы она обладала суточным обращением, то башня, с вершины которой дали упасть камню, перенесется обращением Земли, пока падает камень, на много сотен локтей к востоку, и на таком расстоянии от подножья башни камень должен был бы удариться о Землю. Это же явление подтверждают и другим опы­том: заставляя падать свинцовый шар с вышины мачты корабля,

Подтверждение его СТОЯЩ6ГО НСПОДВИЖНО, ОТМвЧаЮТ ЗНаКОМ ТО М6СТО, Куда ОН упал,- примером тела, па­ дающего с вершины оно рядом с нижней частью мачты; если же с того же самого места

корабельной мачты, уронить тот же самый шар, когда корабль движется, то место па­дения шара должно будет находиться на таком удалении от пер­вого, на какое корабль ушел вперед за время падения свинца, и именно потому, что естественное движение шара, оставшегося

Второй аргумент, на свободе, совершается по прямой линии по направлению к цент-

почетэпнутый из дви- r\ m

жения тела, подбро- РУ ОбМЛИ. 1 ОТ Ж6 аргумент ПОДКрвПЛЯЮТ ОПЫТОМ СО СНарЯДОМ,

шенного высоко вверх. выбрОШбННЫМ На ОГрОМНОв раССТОЯНИб ВВврХ. ПуСТЬ ЭТО буДбТ

ядро, выпущенное из артиллерийского орудия перпендикулярно к горизонту; на подъем и возвращение ядра затрачивается время.

ДЕНЬ ВТОРОЙ

за которое орудие и мы сами окажемся перемещенными Землею по нашей параллели на много миль к востоку; таким образом, ядро при падении не сможет вернуться в точности к пушке и должно будет упасть на таком расстоянии к западу от нее, на какое Земля продвинулась вперед. К этому присоединяют третий весьма убе­дительный опыт, а именно: если выстрелить из пушки ядром на восток, а затем произвести другой выстрел ядром того же веса и под тем же самым углом к горизонту на запад, то ядро, направ­ленное на запад, должно было бы полететь значительно дальше, чем направленное на восток, ибо пока ядро летит на запад, орудие, увлекаемое Землей, перемещается на восток и ядро должно будет упасть на Землю на расстоянии, равном сумме двух путей - одно­го, совершенного им самим к западу, и другого, совершенного пуш­кой, увлекаемой Землей к востоку; и наоборот, из пути, совершен­ного ядром при выстреле на восток, потребовалось бы вычесть путь, который совершило бы орудие, следуя за ним. Если, напри­мер, предположить, что путь ядра сам по себе составляет пять миль и что Земля на этой параллели за время полета ядра перемещается на три мили, то при выстреле на запад ядро должно было бы упасть на Землю на расстоянии восьми миль от пушки благодаря своему движению на запад на пять миль и движению пушки на восток на три мили; при выстреле же на восток ядро достигло бы всего лишь двух миль, потому что такова разница между дальностью его по­лета и движением пушки в ту же сторону. Однако опыт показы­вает, что дальность выстрелов одинакова, значит, орудие стоит недвижимо и, следовательно, недвижима и Земля. Выстрелы, на­правленные к югу и северу, не менее этого подтверждают непо­движность Земли, иначе никогда нельзя было бы попасть в пред­мет, избранный как цель, так как ядро всегда отклонялось бы в сто­рону к востоку (или к западу) вследствие перемещения к востоку Земли за то время, пока ядро находится в воздухе. И не только выстрелы, направленные по линиям меридиана, но даже и выстре­лы к востоку и западу не попадали бы в цель: восточные попадали бы выше, а западные ниже, хотя бы стреляли горизонтально. Действительно, поскольку путь ядра при обоих выстрелах совер­шается по касательной, т. е. по линии, параллельной горизонту, и поскольку при суточном движении, если бы оно было у Земли, горизонт на востоке всегда опускался бы, а на западе поднимался (отчего звезды на востоке кажутся нам восходящими, а на западе заходящими), то, следовательно, восточная цель опускалась бы ниже линии выстрела, отчего он оказывался бы слишком высоким, а поднятие западной цели делало бы выстрел на запад слишком

1 5 Галилео Галилей, т. I

Третий аргумент, почерпнутый из стрельбы из пушки к востоку и к западу.

Подтверждение ар» гумента практикой выстрелов, направ­ ленных к югу и к северу.

То же подтвержда­ ется практикой вы­стрелов к востоку и к западу.

226 ДИАЛОГ О ДВУХ ГЛАВНЕЙШИХ СИСТЕМАХ МИРА

низким. Таким образом, ни в какую сторону нельзя было бы стре­лять без промаха; а так как опыт противоречит этому, то необхо­димо сказать, что Земля неподвижна.

Симпличио. О, это - действительно такие основания, против которых невозможно представить сколько-нибудь стоя­щих возражений.

Сальвиати. Для вас они являются как будто новыми?

Симпличио. Именно. И теперь я вижу, какими прекрас­ными опытами природа великодушно пожелала прийти нам на помощь в познании истины. Как прекрасно одна истина согласует­ся с другой и как все они объединяются, чтобы сделаться неопро­вержимыми!

С а г p e д о. Как жаль, что во времена Аристотеля артилле­рии еще не существовало; с ее помощью он сразил бы невежество и говорил бы о мировых явлениях без колебаний.

Сальвиати. Мне очень приятно, что эти соображения представляются для вас новыми и что вы, таким образом, не оста­нетесь при мнении большинства перипатетиков, будто, если кто отклоняется от учения Аристотеля, это происходит только оттого, что он не понял и не проникся как следует его доказательствами. Вы, наверно, услышите и другие новые вещи и услышите их от последователей новой системы, которые приводят против самих „, при- себя наблюдения, опыты и рассуждения гораздо большей силы, не- чем приводимые Аристотелем, Птолемеем и другими противни-знания доводов про- нами их выводов; таким образом, вы сможете убедиться, что не

тивоположной сто- r " J ^ "

роки. по неведению и не по неопытности решились они следовать такому

С а г.р е д о. По этому случаю мне хочется рассказать вам не­которые происшествия, случившиеся со мной вскоре после того, как я впервые услышал разговоры об этом учении. Когда я был еще совсем юным и только что окончил курс философии, которую ХристианВурстей- затем оставил для других занятий, случилось, что некий северя-п- нин из Ростока (кажется, имя его было Христиан Вурстейзен), е- после Д ователь Коперника, приехал в наши края и прочел в одной цх? & академии две или три лекции на эту тему при большом стечении слушателей, вызванном, думается, более новизной предмета, не­жели чем-либо другим. Я туда не пошел в твердом убеждении, что подобные взгляды могут быть только отменной глупостью. Когда я затем расспрашивал некоторых из присутствовавших на лекции, то услышал лишь сплошные издевательства, и только один человек сказал, что предмет этот не заключает в себе ничего смешного. Так как я почитал его за человека умного и очень рас-

ДЕНЬ ВТОРОЙ 227

судительного, то мне стало очень жаль, что я не пошел на лекцию, и с этого времени, встречая каждый раз сторонника мнений Ко­перника, я выспрашивал его, всегда ли он придерживался такого воззрения, и скольким я ни предлагал этот вопрос, я не нашел ни одного, кто бы не сказал мне, что он долгое время придержи­вался противоположного мнения и перешел к теперешнему под влиянием силы доводов, его убедивших. Испытывая их затем одного за другим, чтобы посмотреть, насколько хорошо они зна­комы с доводами противной стороны, я убедился, что они владеют ими в совершенстве, так что поистине я не мог сказать, что они примкнули к этому мнению по невежеству, легкомыслию или, так сказать, умничая. Наоборот, скольких перипатетиков и сторонников Птолемея я ни спрашивал, изучили ли они книгу Коперника (а из любопытства я спрашивал об этом многих), я нашел лишь весьма немногих, поверхностно знакомых с ней, и, думаю, ни одного, кто бы понял ее как следует. И от последовате­лей учения перипатетиков я также старался узнать, придержи­вался ли кто-нибудь из них когда-либо иного мнения, и, равным образом, не нашел ни одного такого. Вот почему, принимая во внимание, что среди приверженцев мнения Коперника нет никого, кто раньше не придерживался бы мнения противоположного и кто не был бы отлично осведомлен о доводах Аристотеля и Птоле­мея, и что, наоборот, среди последователей Птолемея и Аристоте­ля нет никого, кто придерживался бы ранее мнения Коперника и оставил его, чтобы перейти на сторону Аристотеля, принимая, противоположных говорю я, это во внимание, я начал думать, что тот, кто оставляет мнение, впитанное с молоком матери и разделяемое множеством людей, для того, чтобы перейти к другому, отвергаемому всеми противного школами и разделяемому весьма немногими и кажущемуся по­истине величайшим парадоксом, тот необходимо побуждается и даже принуждается к этому достаточно сильными доводами. Поэтому, мне кажется, любопытно, как говорится, исчерпать это дело до дна, и я считаю большой для себя удачей встречу с вами обоими, так как от вас я без труда смогу узнать, все что было ска­зано, и, пожалуй, даже все, что может быть сказано на этот счет, и я уверен, что сила ваших рассуждений разрешит мои сомнения и даст мне уверенность.

Симпличио. Если только ожидания и надежды не обма­нут вас и вы не окажетесь в конечном счете еще более сбитым с толку, чем ранее.

Сагредо. Я уверен, что этого никоим образом не может случиться.

Симпличио. А почему нет? Я са.м - хорошее тому под­тверждение: чем более мы подвигаемся, тем более я запутываюсь.

С а г p e д о. Это признак того, что те доводы, которые до сих пор казались вам убедительными и поддерживали в вас уверен­ность в истинности вашего мнения, начинают в вашем уме изме­нять свой вид, постепенно побуждая вас если не переходить, то по меньшей мере склоняться к противоположному. Но я, оста­вавшийся в этом вопросе индифферентным, весьма надеюсь на то, что обрету уверенность и покой; и вы сами не станете этого отри­цать, если захотите выслушать, что вселяет в меня такую надежду.

Симпличио. Охотно выслушаю, и мне было бы не менее желательно, чтобы это оказало такое же действие и на меня.

G а г p e д о. Благоволите же ответить на мои вопросы. Прежде всего, скажите мне, синьор Симпличио, не «заключается ли вопрос, разрешения которого мы ищем, в том, должны ли мы вместе с Ари­стотелем и Птолемеем считать, что одна Земля остается в центре вселенной, а все небесные тела движутся, или же при неподвижной звездной сфере с Солнцем в центре Земля находится вне этого цент­ра, и ей принадлежит то движение, которое кажется нам движе­нием Солнца и неподвижных звезд?

Симпличио. По этому вопросу и идет спор.

С а г p e д о. Не таковы ли эти два решения, что по необходи­мости одно из них должно быть истинным, а другое ложным?

Симпличио. Да, таковы; мы имеем дело с дилеммой, одна часть коей по необходимости должна быть истинной, а другая ложной, ибо между движением и покоем, которые противополож­ны, не может находиться ничего третьего, так что нельзя сказать: «Земля не движется и не стоит недвижимо; Солнце и звезды не дви­жутся и не стоят недвижимо».

С а г p e д о. Что за вещи в природе - Земля. Солнце и звез­ды? Ничтожные или, наоборот, значительные?

Симпличио. Это - тела наисущественнейшие, благород­нейшие, отдельные части вселенной, обширнейшие, значительней­шие.

движение и покой- Сагредо. А покой и движение, что за свойства природы? . свойст ~ Симпличио. Столь великие и существенные, что сама природа получает через них свое определение.

Сагредо. Таким образом, вечное движение и полная не­подвижность суть два весьма значительных состояния в природе, являющиеся признаками огромнейшего различия, в особенности, когда они приписываются наисущественнейшим телам вселенной и от них могут произойти лишь совершенно различные явления?

день второй 229

Симпличио. Бесспорно, это так.

С а г p e д о. Ответьте теперь на другой вопрос. Полагаете ли вы, что в диалектике, риторике, физике, метафизике, словом, во всех отраслях знания, существуют способы рассуждения, могущие доказать ложные выводы не менее убедительно, чем истинные?

Симпличио. Нет, синьор, наоборот, я считаю бесспорным и вполне убежден, что для доказательства истинного и необходи­мого ВЫВОДа В Природе ИМееТСЯ Не ТОЛЬКО ОДНО, НО МНОЖеСТВО МО- Ложное не может

гущественнейших доказательств и что по поводу его можно рас- 2£!^а»Ггк»тшиадГ суждать, делая тысячи сопоставлений и никогда не впадая в не­ сообразность, и что чем более какому-нибудь софисту захочется затемнить его, тем более ясной станет его достоверность; и на- д ля правильных no- оборот, для того чтобы заставить ложное положение казаться х^ятсямноеш Не­ истинным И убеждать В ЭТОМ, неЛЬЗЯ ПрИВеСТИ НИЧеГО ИНОГО, Кроме дительные аргумен-

y -J ты" но не то по

ЛОЖНЫХ аргументов, СОФИЗМОВ, ПараЛОГИЗМОВ, ДВуСМЫСЛеННОСТеИ отношению к дока-

и пустых рассуждений, несостоятельных и изобилующих несо- ^^ еЛ лож^ых 1 ° ложе ~ образностями и противоречиями.

С а г p e д о. Итак, если вечное движение и вечный покой суть свойства, столь важные и столь различные в природе, что они мо­гут являться причиной лишь совершенно различных следствий, в особенности применительно к Солнцу и Земле - этим столь про­странным и замечательным телам вселенной, и если, кроме того, невозможно, чтобы из двух противоречивых предложений одно не было истинным, а другое ложным, и если для доказательства ложного предложения нельзя привести ничего, кроме ложных аргументов, тогда как в истинном можно убедиться доводами и доказательствами разного рода, то как вы хотите, чтобы тот из вас, кто будет защищать истинное положение, не смог убедить меня? Мне нужно быть слабым умом, шатким в суждениях, тупым в понимании, слепым в рассуждении, чтобы не отличить света от тьмы, алмаза от угля, истины от лжи.

Симпличио. Я говорю вам и говорил уже в других слу­чаях, что величайшим мастером, научившим распознавать софиз­мы, паралогизмы и другие ложные аргументы, был Аристотель, который в этом отношении не может ошибаться.

С а г p e д о. Однако вы ошибаетесь вместе с Аристотелем,

КОТОРЫЙ не МОЖет ГОВОрИТЬ; а Я уверяю Вас, ЧТО буДЬ АрИСТОТеЛЬ Аристотель опро-

здесь, он оказался бы убежденным нами или, разбив наши доводы тгшшков°^гГшше-другими, лучшими, убедил бы нас. Но что же? Услыхав рассказ нил бы м™ мнение. об опытах с артиллерийскими орудиями, не восхитились ли вы ими и не признали ли их более убедительными, чем опыты Аристотеля? Вместе с тем я не вижу, чтобы синьор Сальвиати, который их

230 ДИАЛОГ О ДВУХ ГЛАВНЕЙШИХ СИСТЕМАХ МИРА

произвел, надежно исследовал и точнейшим образом, взвесил, приз­нал себя убежденным ими, равно как и другими, еще бол ее убеди­тельными, которые, по его словам, он мог бы нам привести. Не знаю, на каком основании вы собираетесь упрекать природу в том, будто она, впав вследствие долголетия в детство, разучилась про­изводить самостоятельно мыслящие умы и неспособна произво­дить иных, кроме тех, которые, делаясь рабами Аристотеля, могут мыслить только его умом и чувствовать его чувствами. Но выслу­шаем прочие доводы, благоприятствующие его мнению, чтобы перейти затем к их испытанию, опробованию и взвешиванию на весах пробирщика.

С а л ь в и а т и. Прежде < ; идти дальше, я должен сказать синьору Сагредо, что в lthm наших беседах я выступаю как ко-перниканец и разыгрываю его роль как актер, но не хочу, чтобы вы судили по моим речам о том, какое внутреннее действие произ­вели па меня те доводы, которые я как будто привожу в его поль­зу, пока мы находимся в разгаре представления пьесы; сделайте это потом, после того как я сниму свой наряд и вы найдете меня, быть может, отличным от того, каким видите меня на сцене. Но двинемся дальше. Птолемей и его последователи приводят другой Аргумент, взятый опыт, подобный опыту с ерошенными телами; они указывают на

из движения обла- ,- - г-, «

ков и птиц. такие предметы, которые, будучи разобщены с «землей, держатся

высоко в воздухе, как, например, облака и летающие птицы; и так как про них нельзя сказать, что они увлекаются Землей, по­скольку они с ней не соприкасаются, то представляется невозмож­ным, чтобы они могли сохранять ее скорость, и нам должно было бы казаться, что все они весьма быстро движутся к западу; если бы мы, несомые Землей, проходили нашу параллель в двад­цать четыре часа,- а это составляет по меньшей мере шестнад­цать тысяч миль,- как могли бы птицы поспевать за такого рода движением? Между тем на самом деле мы видим, что они ле­тят в любом направлении без малейшего ощутимого различия, как

Аргумент, взятый на восток, так и на запад. Кроме того, если, скача на коне, мы до-

«з опыта с возду­ хом, который ка- ста точно живо ощущаем удары ветра в лицо, то какой же ветер

^^^» а ^? р ^ езое Должны были бы мы чувствовать с востока, поскольку несемся

ОуЮщ,1лМ rtGtJVt ritt" ** " */

встречу. столь быстрым движением навстречу воздуху? И, однако, никакого

такого действия не ощущается. Вот еще другой, гораздо более

Аргумент, почерп- остроумный аргумент, почерпнутый из одного опыта, а именно:

нутый из силы от- ^

брасывания и россе- круговое движение имеет способность отрывать, рассеивать и - ОТталкива ть от своего центра части движущегося тела, если дви-жение не слишком медленно или эти части не слишком прочно связаны друг с другом; так, если бы мы заставили весьма быстро

ДЕНЬ ВТОРОЙ 231

вертеться одно из тех больших колес, передвигаясь внутри ко­торых один или два человека перемещают большие тяжести, как то* массу больших камней для баллисты или барки, перетаски­ваемые волоком по земле из одной реки в другую,- то части этого быстро врашэзмого колеса разлетелись бы, если бы они не были прочно соединены, и надо очень прочно прикрепить к наружной поверхности колеса камни или другие тяжелые вещи, чтобы они могли противиться импульсу, который в противном случае отбро­сил бы их в разные стороны прочь от колеса, т.е. в направлении его от центра. Если бы Земля вращалась с подобной и еще гораздо большей скоростью, то какая тяжесть, какая прочность извести или спая удержала бы скалы, здания и целые города от того, что­бы столь стремительным движением они не были отброшены к не­бу? А люди и звери, которые никак не привязаны к Земле, как противостояли бы они столь великому импульсу? А между тем мы видим, что они, а также и значительно меньшие предметы - камешки, песок, листья - лежат на Земле в полном покое и при падении на нее возвращаются к ней, хотя и весьма медленным дви­жением. Таковы, синьор Симпличио, наиболее сильные аргументы, почерпнутые, так сказать, из земных явлений; остаются аргументы другого рода, т. е. те, которые имеют отношение к явлениям не­бесным, доводы, направленные, в сущности, более к тому, чтобы доказать нахождение Земли в центре вселенной и, следовательно, лишить ее того годового движения вокруг него, которое припи­сывает ей Коперник; поскольку эти доводы имеют характер со­вершенно отличный, их можно будет изложить после того, как мы испытаем силу тех доводов, которые до сих пор приведены 10 .

G а г p e д о. Что скажете, синьор Симпличио? Не кажется ли вам, что синьор Сальвиати может и умеет разъяснять доводы Пто­лемея и Аристотеля? Думаете ли вы, что кто-нибудь из перипате­тиков в такой же мере владеет доказательствами Коперника? Симпличио. Если бы на основании бесед, которые мы вели до сих пор, я не составил столь высокого мнения о солидно­сти образования синьора Сальвиати и об остроте ума синьора Саг-редо, я предпочел бы с их благосклонного согласия уйти, не слу­шая ничего далее, поскольку мне кажется невозможным про­тивостоять столь осязательным опытам; я хотел бы, не слу­шая ничего другого, остаться при прежнем своем мнении, так как, по-моему, будь оно даже ложным, представляется извинительным и придерживаться его, раз оно опирается на столь правдоподоб­ные основания; если даже последние ошибочны, то какие даже истинные доказательства были когда-либо так прекрасны?

232 ДИАЛОГ О ДВУХ ГЛАВНЕЙШИХ СИСТЕМАХ МИРА

С а г p e д о. Однако послушаем ответы синьора Сальвиати; если они соответствуют истине, то должны быть еще более прекрас­ными и даже бесконечно более прекрасными, а прежние должны правда и красота оказаться безобразными и даже безобразнейшими, если возможно

идентичны, так же y.

как ложь и безобра- положение метафизики, что истинное и прекрасное - одно и то аие " же, так же как одно и то же ложное и безобразное. Поэтому,

синьор Сальвиати, не будем больше терять времени.

Сальвиати. Если память не изменяет мне, первый аргу­мент, приведенный синьором Симпличио, таков. Земля не может двигаться кругообразно, так как подобное движение было бы для нее насильственным, а потому не могло бы продолжаться вечно,* далее, объяснение, почему оно было бы насильственным, заклю­чалось в том, что, будь оно естественным, части Земли также есте­ственно вращались бы, что невозможно, так как этим частям по Возражение на пер- природе присуще прямолинейное движение вниз. На это отвечу

вый довод Аристо- ^ *> ^ а

теля. так: мне было бы желательно, чтобы Аристотель выразился точнее,

утверждая, что части Земли также двигались бы кругообразно; ведь это кругообразное движение можно понимать двояко: во-первых, так, что всякая частица, отделившаяся от своего целого, двигалась бы кругообразно вокруг собственного центра, описывая свои маленькие кружочки; во-вторых, так, что при вращении всего шара вокруг своего центра в двадцать четыре часа и части также вращались бы вокруг того же центра в двадцать четыре часа. Первое было бы несообразностью не меньшей, чем если бы кто ска­зал, что всякой части окружности круга надлежит быть кругом, или что, так как Земля сферична, всякой части Земли надобно быть шаром, ибо того требует аксиома eadem est ratio totius ex partium. Но если оно понимается во втором смысле, т. е. что части, подражая целому, естественно движутся вокруг центра всего шара в двадцать четыре часа, то я утверждаю, что они это и делают, и вам вместо Аристотеля надлежит доказать, что это­го нет.

Симпличио. Это доказано Аристотелем в том же месте, где он говорит, что для частей естественным является прямое движение к центру вселенной, почему круговое движение по при­роде уже не может быть им присуще.

Сальвиати. Но не видите ли вы, что в этих же словах заключается и опровержение такого утверждения?

Симпличио. Каким образом и где?

Сальвиати. Не говорит ли он, что круговое движение было бы для Земли насильственным и потому невечным? И что это было бы нелепостью, так как миропорядок вечен?

день второй 233

Симпличио. Говорит.

СаЛЬВИаТИ. Но еСЛИ ТО, ЧТО НаСИЛЬСТВеННО, Не МОЖеТ Насильственное не

^ " _, ^ " может быть веч-

бЫТЬ ВеЧНЫМ, ТО Обратно, ЧТО Не МОЖеТ ОЫТЬ ВеЧНЫМ, Не МОЖеТ быТЬ ным, а что не мо-

естественным; движение же Земли книзу никак не может быть веч-ным, а следовательно, не является и не может быть естественным, как всякое движение, которое не является вечным. Но если мы припишем Земле круговое движение, то оно сможет быть вечным как в отношении самой Земли, так и ее частей, а потому и есте­ственным.

Симпличио. Прямолинейное движение для частей Зем­ли наиболее естественно, оно вечно, и никогда не случится, чтобы они не двигались прямолинейным движением, предпо­лагая, конечно, что препятствия к тому неизменно устраня­ются.

С а л ь в и а т и. Вы играете словами, синьор Симпличио, но я постараюсь избавить вас от двусмысленностей. А потому скажи­те мне, полагаете ли вы, что корабль, идущий из Гибралтарского пролива к берегам Палестины, может плыть вечно к этому берегу, двигаясь постоянно равномерно?

Симпличио. Никоим образом.

Сальвиати. А почему так?

Симпличио. Потому что это плавание замкнуто и огра­ничено Геркулесовыми столбами и побережьем Палестины, а по­скольку расстояние ограничено, оно проходится в конечное вре­мя, если только, возвращаясь назад встречным движением, не хотят повторить тот же самый путь; но это было бы движением пре­рванным, а не непрерывным.

Сальвиати. Ответ совершенно верный. Но плавание от Магелланова пролива по Тихому океану через Молуккские остро­ва, мыс Доброй Надежды, а оттуда через тот же пролив вновь по тому же пути и т. д. могло бы длиться постоянно? Как вы пола­гаете?

Симпличио. Могло бы, так как оно, будучи круговра­щением, возвращающимся к самому себе, путем повторения бес­конечного множества раз могло бы продолжаться постоянно, без всякого перерыва.

Сальвиати. Итак, корабль на этом пути мог бы плыть вечно?

Симпличио. Мог бы, если бы корабль был вечным; при разрушении корабль по необходимости кончил бы плавание.

Сальвиати. А в Средиземном море, будь даже корабль вечным, он не мог бы двигаться к Палестине без конца, так как